— Красота, но и здесь совсем неплохо. Насчет алкоголиков ты преувеличиваешь. А потратить кучу денег на престижное жилье… Нет у меня этих денег.

— Теперь-то ты их можешь заработать вполне. Если бы еще Ванька дурака не валял.

— У-у-у! Анька, прекрати, ради бога! — взмолилась Настя, открывая квартиру. — Оставь Ваню в покое.

— Он и так в покое, — пробормотала подружка, но тему сменила. — Давай переодевайся живо, фотосессию устроим.

— Ты драгоценности привезла?

— Привезла. Дядя Паша велел бдительно за ними следить на банкете, чтобы кто не украл. — Аня извлекла из сумочки мешочек с колье и серьгами. — «Бандиты они все — эти современные бизнесмены!» — очень похоже передразнила «дядю Пашу» госпожа Рожкова.

— Да уж, папа весьма невысокого мнения о современных бизнесменах — это факт.

Настя накинула домашний халатик и погрузилась в недра бельевого шкафа, покопалась там немного и извлекла несколько нераспечатанных упаковок:

— Ань, а что лучше: боди или лифчик с трусиками?

— Лучше всего просто трусики, желательно стринги, — отрезала Аннушка.

— Ой, ты думаешь?

— Зачем тебе лифчик? И так все замечательно, в корсете-то. Впрочем, и без корсета все нормально.

Настя засунула обратно в шкаф все раскритикованное и извлекла чисто символические черные трусики:

— Вот, твой презент, ни разу не надевала.

— И зря не надевала. Хотя для Ванечки… — Аня покосилась на подругу и продолжила: — Ладно, про Ванечку помолчу.

— Вот-вот, помолчи. А колготки какие?

— Какие колготки! Только чулки! Тоненькие-тоненькие, прозрачненькие!

— Я замерзну!

— Красота требует жертв, подруга!

— Но не таких!

— Именно таких. Ты еще шерстяные рейтузы напяль, самое то получится.

— Ох, смерти ты моей желаешь, — простонала Настя, но чулки надела. — Уф, теперь платье. Осторожненько, прическу не испортить бы.

— Не учите меня жить, — рявкнула Аннушка и подала платье, как заправская горничная.

Настя проскользнула в платье, Аня подтянула подруге корсет, поправила корсаж и шлейф:

— Красотища! Аж самой на раут захотелось.

— Будто ты мало этих раутов посещаешь!

— Полно, но там нет тебя, — ответила Аня и подала подруге туфли. — Надевай, попробуй походить, а то свалишься с каблуков прямо около швейцара.

Настя обулась, прошлась туда-сюда и принялась собирать сумочку. Удивительно, сколько всего можно засунуть в эту маленькую вышитую штучку: помада, пудра, платочек, телефон, визитки, немного денег, паспорт. Сумочка явно была частью комплекта с платьем, потому что отлично смотрелась, пристегнутая псевдозолотой цепочкой к лежащему на бедрах поясу. Анечка протянула мешочек с колье и серьгами:

— Вот драгоценности, подвески королевы.

— А д’Артаньян?

— В комплект не входит.

— Жаль.

Аня помогла застегнуть колье, Стася взглянула в зеркало: да, с первого взгляда видно, что не новодел. Оригинальная огранка камней, тяжелая золотая оправа — антиквариат, одним словом. Похоже и правда придется приглядывать за драгоценностями.

— Все, полный парад. Где фотографироваться будем? — Аннушка извлекла из сумки цифровой фотоаппарат.

Настя оглядела комнату и решила:

— Вот у окна, я сейчас шторы задерну, отлично выйдет. — Портьеры были цвета топленого молока, поэтому должно было получиться хорошо.

— Вставай в позу, — скомандовала Аня, щелкая кнопочками настройки фотоаппарата.

Настя сняла накидку, встала у окна, поправила шлейф и попыталась расслабиться, чтобы на фото выглядеть естественной. Ткань платья холодила кожу, чувствовалась тяжесть колье и сережек, корсет чуть стеснял дыхание… Гостиная исчезла, уступив место бальному залу, огромному и ярко освещенному, наполненному людьми, шумом, смехом и весельем. Она стоит у дверей, все оборачиваются, смотрят на нее, колени подгибаются — и кто-то поддерживает ее под локоть, помогает сделать шаг. Стасе не надо оборачиваться. Она знает, что это Тагир.

Вспышка цифрового фотоаппарата вернула ее в реальный мир, в обычную гостиную. Аня сделала еще несколько снимков, быстренько собралась и доложив, что «Толстячок уже соскучился, наверное», исчезла. До приезда Кравцова еще оставалось время. Она успевала выбрать фотографию и отправить ее Тагиру. Первый снимок вышел самым хорошим, самым естественным: получилось, будто Настя опирается на руку кого-то невидимого и делает шаг вперед. Такое полунамеченное движение. Стася задумалась, каким бы комментарием сопроводить фото, но так ничего и не придумала. Нельзя же написать, что хочет сразить его наповал, поэтому пришлось удовольствоваться нейтральным: «Мой первый выход в свет в связи с повышением». Что еще написать, она не знала. Ведь она просто хочет показать ему фотографию. Показать, какая она, Настя, может быть красивая. Вот и все. Но как об этом напишешь? Стася помедлила секунду и отправила письмо.

Раздался звонок домофона. Кравцов. Пора. Настя заспешила и не выключила ноутбук, даже не вышла из почтовой программы.

Кравцов, как и обещал, стоял у машины прямо у подъезда. Явление состоятельного джентльмена произвело неизгладимое впечатление на бабу Шуру — главу когорты сплетниц подъезда. Настя же, которой Кравцов открыл дверь «ниссана», заставила бабу Шуру потерять дар речи: старушка просто молча смотрела, как отъезжает автомобиль, а потом уселась на лавочку. Стася представила, сколько времени теперь ей будут перемывать косточки, но ни капельки не расстроилась: сплетницы были любопытными, но безобидными созданиями.

Тусовка на открытии ресторана поразила Настю до глубины души. Раньше она видела «высший свет» только краем глаза, в «Сапфире», теперь же окунулась в этот водоворот с головой. Дамы сияли, как новогодние елки, кавалеры напоминали пингвинов. Не все, конечно, но многие: толстеньким пузанам смокинг совсем не шел. Кравцов, надо отдать должное, смотрелся великолепно — как и Вениамин Старыгин, если она правильно запомнила имя.

Презентация выглядела потрясающе: хорошо срежиссированный феерический праздник в стиле Российской империи времен «Войны и мира», разве что по-французски никто не говорил. Но так и хотелось поискать глазами князя Андрея. Открывавшийся ресторан назывался «1812» и полностью соответствовал названию: меню, обстановка, декор, официанты — все каким-то чудом перенеслось из начала девятнадцатого века, из блистательных времен Наполеона, Пушкина и классического ампира.

Вениамин поприветствовал партнера и его спутницу и растворился в толпе. Кравцов беспрестанно раскланивался со знакомыми, улыбался, кивал. Иногда коротко перекидывался с кем-нибудь фразами, не забывая представлять Настю: