Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Людей могу предложить с прямыми руками, но Замшелый сразу лавочку прикроет, – предложил Корнелий, бросив газету на прилавок.
Заноза был опытным мошенником и уже по чемоданчику понял, что Корнелий откопал клад с маркировкой «Первая половина двадцатого века». И пусть газета тут же исчезла в бездонных карманах волдыря, Занозе хватило фотографии Адольфа Гитлера на первой странице, чтобы понять, что за костюмчик лежит в чемодане.
– С ним хрен договоришься, – усомнился Заноза. – Но если через нас торговать будешь, то за тебя даже жиды слово скажут.
– Толку, – прошипел Корнелий, перебирая магнитики. – Патриоты сразу набегут. И твой сват обязательно прискочит.
Волдырь, проследив за руками Корнелия, тут же схватился за полосатую бороду, а Заноза заявил:
– Пусть этот полужид обломается. В болота нормальных не посылали. Ты меня знаешь. А за этих пусть жиды вписываются. Им этот сброд, стоящий на лавочке, душу согреет.
Направившись в сторону Оружейного склада Армии Славянок, Корнелий стал соображать как провернуть сделку по продаже людей и не засветить мир. Полковник Романов в этом деле мог даже подыграть за долю малую. Но как только про вкусный Мусорный мир пронюхают Имперские наёмники, он же его и закроет, чтобы не доводить до соблазна.
С людьми как раз проблем не было. Мир был не испорчен высокими технологиями и в нём было полно людей с прямыми руками. Ещё в поселке Корнелей обратил внимание на пожилых Немецких шоферов, которые были реальными бюргерами. В меру жадные и рукастые. Поэтому Немецким волдырям нравилось их тело, поскольку там только уменьшился рост, а пальцы стали проворней. А так тот же бюргер или по-простому Средний класс, живущий с прибылей, созданных своими руками.
Даже жителям оккупированных территорий нашлось бы своё место, если не среди волдырей, так среди орселей. А насчёт Украинских полицаев Заноза был прав. Рукастые и хозяйственные украинцы занимались тем же самым, что и Белорусские самооборонщики. Они просто охраняли под видом полицаев свои сёла от сброда. А те, кто ехал служить в другие места, были или уголовниками, или перекати поле. И такие не были нужны даже такому ярому националисту как Микола Пинчук.
Ещё одним сегментом были молодые женщины. Но белорусок можно было толкнуть орселям. Причём всех, поскольку по Белорусским сёлам жили одни полуи, как в Империи все называли крестьян, но не орселей.
А так называемых «Немецких невест» пришлось бы прогонять через бабушку Барбару. После чего на секретности аферы можно было ставить крест. Причём ссориться с Имперскими наёмниками было так же опасно, как и с волдырями. Мстить не стали бы, но в нужный момент попросту могли отказать в помощи.
Хотя, судя по тому, что увидел Корнелий в госпитале, это были кто угодно, но не Немецкие фрау. Вернее сказать это были Немецкие амазонки, что наплевав на мужской шовинизм и традиции пошли на фронт радистками, медсёстрами и прочими. И именно эти амазонки были первыми, кто нанёс удар по Семейным ценностям европейцев.
Прошедшие через войну и не способные конкурировать с молодыми немками за остатки мужского населения Германии, амазонки ударились в феминизм и политику, и стали проповедовать свободные отношения и прочие идеи, не связанные с Семейными традициями.
– Нет, этих сразу к Прусской Волчице отправлять придётся, – грустно подумал Корнелий. – А там Дядя Ваня и сплошной Русский патриотизм. Этот точно мимо не пройдёт, несмотря на своих немецких дочерей. Ещё и воевать начнут промеж себя. Тогда Замшелый точно лавочку прикроет.
Войдя в помещение склада, Корнелий направился в каморку полковника Добровольцева. Самой доходной статьёй армейского бизнеса была торговля оружием. Поэтому полковник Добровольцев уступил своему приёмному сыну даже Продовольственный склад. А где чаще всего можно было найти Андрея Петровича Добровольцева, так это в его каморке на Оружейном складе.
Подойдя к дверям, Корнелий услышал громкий голос и насторожился. Полковник Добровольцев был царь и бог на своём Оружейном складе. А повышать на него голос мог только генерал Вознесенский, что числился Министром Обороны Империи Росс. А это значило, что информация уже протекла и в каптёрке сейчас шло выкручивание рук.
Но это могло быть и ошибкой. А подобным выкручиванием рук генерал Вознесенский занимался частенько, но не от служебного рвения, а от скуки.
– Знаем мы ваши развлечения, – подумал Корнелий, переходя в тело Призрачного кота. – Вам с дедом Фридрихом забава, а нам геморрой.
Царапнув лапой по двери, Корнелий тут же пожалел, что сунулся на склад. Выскочивший из помещения человек в форме Российского полковника схватил Корнелия за загривок и прошипел:
– Попался, мошенник. Где мой авианосец, бледина блохастая?
Тамбовский Валенок
Совершив кувырок через голову, Корнелий приземлился на шконку, на которой уже сидел полковник Андрей Петрович Добровольцев. А зашвырнул Корнелия на шконку Имперский судья из мира Земля 2006Т полковник Владимир Павлович Серёгин.
Почему Имперский судья отирался в Туристическом мире, исходило из того, что это был его родной мир и то, что его даже собственная дочь называла Валенком. Полковник Серёгин был из категории Резервных игроков и сыном Императора Павла. Благодаря сорванной Светлейшим Князем Эриком Самариным Игре Богов, резервные игроки остались невостребованными.
Зато о них вспомнили, когда Альбионский Принц Марий не только отнял у своего дяди Карфагос, но и прошёл Игру Богов. И не просто прошёл, а стал новым Рубиновым драконом. Но поскольку оставались так называемые дублёры, вроде Миши Коровина и Захара Демидова, было принято решение провести ещё одну Игру Богов, не дожидаясь пока подрастёт новое поколение драконов.
Дублёры, хоть и прошли Игру Богов, особых вершин не достигли. Тогда было принято решение организовать третью Игру Богов, но уже для резервных игроков. Ничем хорошим это не закончилось. Игроки или были ещё хуже дублёров, или были как полковник Серёгин с окостеневшим мозгом. А по-другому это было не назвать.
Имея поддержку из двух своих дочерей, полковник Серёгин отказался вслед за Императором Карфагоса прыгать со скалы, и остался в своём мире в качестве Имперского судьи. Масла в огонь ещё подлила известная куртизанка и жена Императора Сатурнии Прасковья Афанасьева, которая обозвала семью Серёгиных Тамбовскими дворянами. Но при этом сама Прасковья не была драконом или дворянкой, ещё и была бывшей Уральской таксисткой.
Призвать к ответу языкатую бабу не удалось, поскольку у Императора Сатурнии было две жены с именем Прасковья. И это были не тёзки, и не сёстры, а это был один и тот же человек. Поэтому двум шалым куртизанкам всё сходило с рук. Причём и муж Прасковий Император Сатурнии и сын Император Карпатоса были не против если одна из Прасковий окажется в тюремной камере. Но при этом попросили точно указать на того, кто оскорбил дракона или в очередной раз выпрыгнул голым из чужой постели. А в случае ошибочного обвинения, грозили разорить.
Судиться с такими дураками было мало желающих и шалых куртизанок просто терпели из опасения перебежать дорогу Дунаевым. А полковник Серёгин как раз и был из таких перебежчиков. Спасла полковника Серёгина одна из дочерей Князя Алексея, которая удрала в Дикий мир. Пока Князь Алексей гонялся за своей дочерью, полковник Романов спустил дело на тормозах и посоветовал своему другу пару лет не ездить в Империю.
Но видно урок не пошёл впрок, поскольку полковник Серёгин заявился на Карпатос, и сейчас, уперев кулаки в стол, сверлил Корнелия взглядом, думая, что смог ухватить за лапу знаменитого армейского прощелыгу, Сибирского кота чёрно-белой расцветки и торговца оружием старшего прапорщика Тимофея Тимофеевича Тимофеева.
– Ну что, будем дружить со следствием или намерены дальше запираться? – спросил полковник Серёгин.
Запираться Корнелий не стал, а, взъерошив шерсть на загривке, попытался расцарапать полковнику Серёгину лицо. Но прыгнувшая на стол кошка с идиотский шахматной расцветкой и черепами в глазах, заставила Корнелия отскочить обратно на шконку и погасить ярость.
Тягаться с Сумеречным котом по кличке Шахматная Королева было бесполезно. Призрачный кот, хоть и был довольно подвижным, но умел только хамелионить. А Сумеречный кот мог отскочить на доли секунды в прошлое и появиться уже в другом месте, что делало его смертельно опасным противником.