Кхмер с «узи» громогласно зевнул и переглянулся с товарищем, тот кивнул и вытащил из ножен под рубашкой нож. Американец поперхнулся.

— Пожалуй, Элайджа, изнасилование вам ни к чему, — заметила Джонс. Она неплохо держалась, но побледнела. — Это ваши ребята, так что Бюро будет добиваться вашей экстрадиции.

— Их английский не стоит ни цента. Особенно если мы говорим быстро. Но мне не с руки с ними ссориться, у меня дела в этом городе. Может быть, мисс ФБР уйдет, а мы побеседуем?

— Вот эта мысль намного удачнее.

Кимберли тряхнула головой и поморщилась:

— Чертовски неприятно быть девушкой.

— Такова ваша судьба, — объяснил ей Элайджа. — Кроме того, данная ситуация не слишком выгодна для рассуждения о преимуществах полов. У меня нет желания бегать от полиции, так что лучше исчезните. Ваш спутник рассказал, кто эти люди, и теперь я сомневаюсь, что мне удастся их сдержать. — Его глаза перебегали с меня на кхмеров и снова на Джонс. — Полагаю, у вас хватило ума не брать с собой оружие?

Мы с Кимберли переглянулись и пожали плечами. Кхмеры вряд ли поняли хотя бы слово, тем более что мы говорили очень быстро, но они почувствовали изменение настроения Элайджи. Опасный момент. Я встал и заорал что было мочи. Распахнув рубашку, показал швы от подмышки до бедра.

— Это ваша работа? Кто из вас это сделал? — кричал я.

Тот, что был с ножом, встал, приблизился и присмотрелся повнимательнее. Джонс в это время пробиралась к двери. Человек с ножом что-то бросил на кхмерском приятелю, и оба прыснули со смеху.

— Нет, это не мы, — объяснил он. — Тот, кто это сделал, был вынужден уехать в Камбоджу. Он едва ходит. — Он покосился на Кимберли, которая в этот момент открывала дверь, но не попытался ее остановить. Его заворожили мои швы, он провел по ним пальцем и покачал головой. Я посмотрел на него взглядом ясновидящего: длинная морда, кожистые крылья. Он отравлял мои раны.

— Отличная работа, — оценивающе кивнул Элайджа. — Может, мы с вами столкуемся. Вы такой прикольный абориген. Дайте совет, как мне избавиться от этих придурков, но так, чтобы без последствий.

— Откупитесь.

— Как мне самому не пришло это в голову? Будьте любезны, переговорите с ними от моего имени. А то мне до смерти надоело объясняться жестами.

Я сказал, что черный фаранг намерен вести дела только с Тайской королевской полицией и хочет отблагодарить их за помощь и сотрудничество. Кхмер с «узи», поигрывая оружием, заявил, что разгуливать с автоматом по Крунгтепу очень опасно и за это следует платить. Наверное, они вылезли из джунглей раньше, чем я подумал, поскольку их понятия о ценах оказались на удивление на уровне. Мы остановились на сумме четыреста долларов, и Элайджа достал четыре бумажки. Когда кхмеры исчезли, он предложил:

— Оставим этот музей, пройдемся по улице.

Мы шли бок о бок, а Каошан-роуд, как всегда, гудела. На Брэдли, несмотря на рост, почти не обращали внимания. Если бы не глаза, он мог бы сойти за страдающего избыточным весом американца среднего возраста, приехавшего в отпуск. Но его глаза постоянно бегали по сторонам. Мы зашли в бар на середине улицы. Пока я заказывал пиво, он качал головой:

— Вот это улица так улица. С шестидесятых не видел такой. Гарлем по сравнению с ней — тихое место. Вон два торговца наркотиками. Это что, ганжа?

— Не исключено.

— Оба продавца — полицейские?

— Как вы догадались?

— Слишком вольно себя ведут, слишком любезны для обычных торговцев. Все, кто работает на меня, страдают от паранойи. Иначе я бы их не взял. У этих ребят есть крыша. Мне кажется, ваши полицейские обирают наркодельцов, а затем продают товар. Так?

— Что-то вроде надомного промысла.

Принесли пиво. Элайджа, опрокинув бутылку, выпил все до последней капли. Рыгнул и помотал головой.

— В своей следующей инкарнации я хотел бы возродиться тайским копом. У тебя лучшая в мире работа, парень.

Я вспомнил свою берлогу, шрам длиною в ярд, змею в глазу Пичая и ответил:

— Да, согласен.

— Братец Билл был другим. У нас с ним один отец, и я не могу объяснить, почему мы выросли столь разными, как вода и огонь. Я не о том, что он стал солдатом, а я занялся фармакологией. Речь о душе. Не хочу говорить плохо о покойном, да еще родственнике, но раз разговор пошел столь откровенный и ты меня так накачал, замечу, что у Билла была не самая широкая в мире душа. Великие души — всегда великие грешники, вроде меня. А малые душонки совершают мелкие проступки и становятся сержантами, майорами, президентами. Когда ему было около пятнадцати, я взял его под крыло и решил обучить. Мы гуляли по улице, вот как сегодня вечером, и я его экзаменовал. «Видишь двух торговцев наркотиками? — спрашивал я. — Заметил ли, дорогой братец, ствол у того итальяшки? А что на углу Сто пятнадцатой и Лексингтон околачиваются пацаны из банды «Денежные ребята», хотя это территория банды «Гувер крипс»? Сегодня вечером предстоит серьезная потасовка. Ты хоть понимаешь, мистер Вселенная, что та черная шлюха из закусочной, так поразившая твое воображение — теперь все видят, как у тебя стоит, — зарится не на твой член, а на твои деньги?» Юный Билли видел в людях одно: как они реагируют на его бесподобную внешность. Он был подтянут и аккуратен, эдакий паинька, что всегда настораживает. Настоящий солдат для мирного времени. Прирожденный сержант.

Я скользнул взглядом по десяти бутылкам из-под «Клостера» и заказал одиннадцатую. Сам я перестал пить с час назад.

— Однако он не дрогнул под огнем.

— Ты имеешь в виду нападение на наше посольство в Йемене? Он мне позвонил сразу после этого — едва ли не первый звонок за десять лет. Билл трясся, едва мог говорить. Если честно, он жутко струхнул. Не спорю, брат вел себя храбро, но это только благодаря тренировке. Как ты считаешь, для чего морпехов прогоняют через столько пыток в лагерях? Чтобы они действовали как роботы. Я им гордился, и мать тоже. Но он испугался. Тогда Билл единственный раз заговорил о досрочной отставке. И не исключено, что выторговал долгосрочное назначение в Бангкок в обмен на медаль. Он положил глаз на этот город задолго до того, как его согласились сюда отправить.

— Почему?

— Почему мужчины вообще сюда стремятся? Билли был помешан на сексе. Он был для него всем. Не пойми меня неправильно: я не ханжа, но считаю, что мужчина среднего возраста должен думать не только о бабах. У Билли это было что-то вроде болезни. Хотя и уживалось с его чистотой, аккуратностью и тем, что он был чертовски совершенным. Понимаешь? Я его учил: «Билли, в нашем мире на первом месте деньги. А все, что тебе нравится, отодвинь на второе. Потому что, если ты не возьмешь власть над деньгами, они как пить дать возьмут власть над тобой». Впервые на него снизошло озарение лет пять назад, и он стал думать, как будет жить, когда уйдет в отставку.