Сестра. Верно. Потому что вот что значит жениться. Она обретает не только мужа, но и семью. Как сын, сестра, два брата и сколько угодно двоюродных братьев… всех братьев, сестер и родственников, которых у меня никогда не было.

Впервые я понимаю, насколько сильно меняется моя жизнь.

Я больше не сирота, пробирающаяся одна по миру.

Я до сих пор осознаю, что фотограф выводит нас на улицу, чтобы сделать миллион снимков на скале, где летний ветерок целует наши лица прохладой, пахнущей соснами.

Не сирота.

Не единственный ребенок матери-одиночки, у которой не было собственной семьи.

Как давно я тайно желала чего-то подобного? В моем воображении это был мой отец, который войдет в мою жизнь и познакомит меня со всеми двоюродными братьями, тетями и дядями, которых я никогда не знал, но которые оказались замечательными. Теперь, зная то, что я знаю о Брансфорде, я не могу себе этого представить. Сама мысль о встрече с кем-то, кто связан с человеком, который пытается меня убить, вызывает отвращение. Слава богу, у него нет других биологических детей — по крайней мере, СМИ не знают о них. Из того немногого, что я позволила себе прочитать о нем, я знаю, что он вдовец, который недавно женился во второй раз. Его первая жена десять лет боролась с какой-то редкой формой рака, прежде чем скончалась несколько лет назад, а у его новой жены двое маленьких детей от предыдущего брака — девочка и мальчик, которых он регулярно выставляет напоказ перед камерами, играя роль здорового, полностью американского мужа и отца в совершенстве.

Если бы они только знали.

Задумавшись, я на автопилоте подчиняюсь указаниям фотографа, и в следующий раз, когда я оглядываюсь, солнце садится за горные вершины, заливая все красновато-оранжевым сиянием.

— Этого должно хватить, — говорит Николай, и мы возвращаемся в дом, где лакомство, разложенное на обеденном столе, посрамляет празднование дня рождения Алины. Здесь есть все: от морепродуктов до традиционных русских блюд, огромного разнообразия суши и интернациональных деликатесов, таких как улитки.

Они, должно быть, привезли большую часть этого; у Павла не было времени сделать даже малую толику из того, что перед нами.

Мой желудок издает урчание, и я внезапно понимаю, что проголодалась. Все эти фотосъемки, должно быть, были более энергозатратными, чем казалось. А может это стресс. В любом случае, как только мы садимся и Павел произносит первый тост за наше здоровье, я наполняю свою тарелку пятью разными видами бутербродов с икрой, за которыми следуют блинчики, слоеные пирожные, огромное разнообразие маринованных фруктов и овощей, хвосты лобстеров, вяленое мясо, изысканные сыры и всевозможные салаты. Все так же восхитительно, как и выглядит, и мое платье трещит по швам к тому времени, когда я наконец делаю паузу, чтобы перевести дух.

Подняв глаза от своей тарелки, я ловлю Николая, наблюдающего за мной со снисходительной улыбкой.

"Что?" — застенчиво спрашиваю я, откладывая вилку.

"Ничего такого. Мне просто нравится смотреть, как ты ешь».

Больше похоже на то, как я свиню. Мои уши горят, но я хватаю еще одного лобстера за хвост. Эта еда чертовски хороша, и если я чему-то и научился за месяц в бегах, так это не принимать хорошую еду — или любую еду — как должное.

Однако спустя два тоста я вынужден признать поражение. Я не могу есть что-то еще, а основное блюдо еще даже не закончилось. Чтобы отвлечься от чувства напыщенности, я смотрю на Николая, который что-то объясняет Павлу по-русски.

Я жду, когда он закончит, и когда он смотрит на меня, я говорю: «Твои братья… Ты рассказал им о свадьбе?» Мне только что пришло в голову, что я еще не познакомился со своими новыми шуринами, и они, возможно, понятия не имеют, что я теперь часть семьи.

Николай указывает на видеооператора, который осторожно кружит вокруг стола со своей камерой. «Валерий и Константин получают прямую трансляцию, и они немного по видеозвонку поздравят нас».

Конечно. Он все продумал. Почему я вообще удивлена? Организация свадьбы за считанные часы должна быть детской забавой по сравнению с планированием громкого убийства. Не то чтобы последнее уже происходит — по крайней мере, если Николай сдержит свое слово.

С усилием я переориентируюсь на празднование, которое мне очень напоминает день рождения Алины, только со всеми тостами, адресованными мне и Николаю. Большинство из них дарят Павел и Людмила, которые, кажется, полны решимости перещеголять друг друга добрыми пожеланиями, но Алина тоже пару раз поднимает свой бокал, сначала чтобы пожелать нам долгого и счастливого брака, а затем произнести тост за меня, как «сестра, которую она всегда хотела иметь.

Я знаю, что к этому моменту она выпила по меньшей мере четыре рюмки водки, но ее слова все еще трогают меня, дергая за ту маленькую, тайную часть меня, которая тоже всегда хотела иметь сестру.

Может быть, быть Молотовым не так уж и плохо. Обретение семьи — даже семьи мафии — может стоить того.

Мой неуверенный энтузиазм сохраняется во время основного блюда и десерта, подогреваемого несколькими бокалами вина и двумя рюмками водки. Все вокруг тоже радостно жужжат, кроме Славы и Николая.

Как и в день рождения Алины, я чувствую, что алкоголь только обостряет способности моего нового мужа, что водка для него больше похожа на Red Bull или кофе. Или, может быть, дело просто в том, что она лишает его отполированного, элегантного фасада, который он использует, чтобы скрыть мощную силу своей личности, ту темную силу, которая кипит внутри него и стремится подчинить все и всех своей воле.

Сгибать меня , формируя из меня то, что он хочет, чтобы я был.

Его жена. Его владения. Его во всех отношениях… потому что кольцо на моем пальце — это клетка, из которой не выбраться.

Осознание должно напугать меня — и обычно так и было бы, — но алкоголь не действует на меня как Red Bull. Вместо этого он рисует мой мир в теплых размытых тонах, как акварель заката, — поэтому я не возражаю, когда Николай сажает меня к себе на колени, где он кормит меня из рук клубникой в шоколаде, пока мы разговариваем с его братья на ноутбуке Павел подносит к столу.

Константин зовет первым, его худое лицо так напоминает Николая, что у меня сердце замирает, когда оно впервые появляется на экране. Однако при ближайшем рассмотрении различия становятся очевидными. Нос Константина немного крупнее и более крючковатый, на