имя казалось таким чудесным и полным обещаний, что я решил с ней познакомиться. Я ужасно боялся подходить к ней, и только мысль, что мы можем стать друзьями, придавала мне смелости. А она оказалась такой, как все.

16

Зимние каникулы спасли Фрэнка от школьного ада почти на целый месяц.

Зарядили дожди, и мы редко выходили из дома. Сорок дней и ночей бесконечного ливня застали меня врасплох. Безумный апокалиптичный дождь лил, не переставая, часами, точно кто-то там, наверху, открыл небесный кран и забыл о нем. По ночам я раздвигала шторы и смотрела на струящийся по стеклу водопад, слушая монотонный шум дождя. Несмотря на закрытые окна, даже в доме стоял запах сырой земли. Какое счастье, что у нас есть эта каменная стена! Я надеялась, что она поможет нашему дому не съехать с холма или хотя бы смягчит падение.

Почти каждое утро мы с Фрэнком, облачившись в черные клеенчатые плащи и резиновые сапоги и вооружившись гигантскими траурными зонтами, пробивались сквозь потоп в Дом мечты и работали над нашим замыслом. Работа двигалась плохо. Несмотря на три переносных вентилятора, масляные краски не желали сохнуть в сыром, пропитанном влагой воздухе, а разбавителя я не нашла. Я пыталась продолжать работу, не дожидаясь, когда они высохнут. В конце концов тошнотворно мутные краски и неряшливые мазки придали моей картине сходство с корытом помоев в жаркие дни, когда они начинают издавать столь отвратительный запах, что ими брезгуют даже свиньи.

Фрэнк, благослови его господь, терпеливо ждал и давал мне советы. И все равно ничего не получалось. Я отходила от мольберта, и мы играли в «Улику», дожидаясь просветления в небе и в моей голове, однако меня, как и Мими, поджимали сроки. Я страшно боялась разочаровать Фрэнка, а это начинало казаться неотвратимым.

– Не понимаю, почему ты так волнуешься, – сказал мне Фрэнк за несколько дней до Рождества. – Твои наброски просто восхитительны.

– Спасибо, – сказала я.

Мы сидели друг напротив друга за желтым столом. Я в отчаянии закрыла глаза и уронила голову на стол. В воздухе висела сырость, и даже поверхность стола казалась мокрой.

Сидя с закрытыми глазами, я услышала, что Фрэнк встал и начал бродить по комнате. Я знала, что острых ножей в мастерской нет, а если мальчик подойдет слишком близко к «обрыву», я услышу скрип половиц и успею предотвратить падение. Я не могла заставить себя открыть глаза и посмотреть на этот ужас.

Фрэнк открыл ящик, зашуршал бумагами, что-то передвинул, чем-то стукнул. Я точно слушала радиопостановку. Несмотря на отчаяние, во мне проснулось любопытство: что он придумал? Когда Фрэнк закончил, он подошел ко мне и прижался щекой к лопатке.

– Проснись, Элис.

Подняв голову, я увидела, что он убрал с мольберта неудавшееся полотно и прицепил вместо него большой лист бумаги для акварелей. В верхнем углу он приколол набросок, где позировал в костюме Маленького принца, с биноклем в руке и развевающимся за спиной шарфом.

– Понаблюдав за твоей техникой, я пришел к выводу, что масляные краски – не твое, – сказал он. – Мне кажется, у тебя лучше получится что-то импрессионистское, возможно, в духе этого скетча, такое, я бы даже сказал, размытое, акварельное. Меня восхищают некоторые портреты Огюста Родена, выполненные в подобном стиле.

Я уже была готова на все.

– Акварель течет, и бумагу надо класть горизонтально, – сказала я.

– Да?

Не успела я и глазом моргнуть, как бумага лежала передо мной на столе.

– Я почти ничего не знаю об акварели, кроме того, что эту технику часто недооценивают по сравнению с маслом, поскольку картины легко повреждаются, их сложно хранить, и критики считают акварель уделом любителей и викторианских дам, хотя это одно из наиболее живых и в то же время сложных художественных средств. Я не учел текучесть акварели, хотя это весьма логично. Я каждый день узнаю от тебя что-то новое, Элис.

Я написала портрет за час. Уже к вечеру он высох. Труднее всего оказалось занести картину в дом – так, чтобы не порвать, не смять и не намочить под дождем.

Думаю, самой выдающейся чертой моего шедевра был его размер, который позволял прикрыть невыгоревшее пятно над камином. Времени на изготовление рамы уже не оставалось. Ночью накануне Рождества мы с Фрэнком пробрались в гостиную и прицепили картину к стене. В процессе работы я заметила свисающий с камина пустой чулок, то есть носок с ромбиками. Я очень надеялась, что Фрэнк не обратил на него внимания. Отправив мальчика в постель, я собрала и засунула в носок все, что попалось под руки – ножницы, моток изоленты, пакетик жевательной резинки, свою щетку для волос и набор фальшивых усов, который собиралась положить ему под елку. Все, что угодно, только бы заполнить пустоту.

Наутро «подарков» в носке не оказалось. Я нашла их в чаше для миксера под дверью моей комнаты вместе с посланием, написанным рукой Мими: «Кажется, это твое».

Она вернула все, кроме набора усов, который завернула в красивую бумагу и приклеила ярлычок, на котором напечатала: «Фрэнку от Элис, с любовью».

Фрэнк так обрадовался подарку, что нацепил сразу три пары усов, одну над губами, а две – на брови. После этого он сказал, что я могу его обнять, и стойко вытерпел экзекуцию.

Когда Фрэнк снял с глаз матери повязку, сделанную из черной футболки, и театральным жестом указал на акварель, Мими по-настоящему удивилась.

– Та-дам, – сказал он. – С Рождеством, мамочка.

Скажу без ложной скромности, картина смотрелась очень мило. Свет падал под нужным углом, а нехватка времени помешала мне ее испортить. Портретного сходства не наблюдалось, но если хорошенько всмотреться, в Маленьком принце без труда можно было узнать Фрэнка.

Мими долго сидела на диване, рассматривая картину, и наконец произнесла:

– Где ты ее взял?

– Элис, – коротко ответил Фрэнк.

– А она где взяла? – спросила Мими, точно я не стояла рядом.

– Сама нарисовала, – сказал Фрэнк. – Ты бы только видела! У нее это заняло не больше часа, от начала до конца! А может, и меньше. Настоящее волшебство.

Мими кивнула. У нее в глазах стояли слезы.

– Тебе нравится, мама? – спросил Фрэнк.

– Поразительное сходство.

Уже забравшись в постель, я услышала стук в дверь. У меня заколотилось сердце. Неужели Мими пришла поблагодарить меня? Нет, наверное, это Фрэнк.

– Войдите, – сказала я.

Все-таки Мими.

– Тебе обязательно надо отбирать все, что у меня есть? – спросила она.

Глупо было надеяться, что она скажет что-нибудь хорошее.

Как-то ночью, вскоре после Рождества, меня разбудили звуки музыки. Я сразу