Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Этим изящным способом М.Р. более или менее получил представление о том, кто на китобое где, и где что.
К полудню у обоих искателей приключений полопались и стали сочиться кровью пузыри на ладонях. Почернели и обломались ногти. Оба послюнявили раны и понадеялись: стерпится.
Ну, а дальше…
Те, кто подобно двум джентльменам в те дни думает, что на китобойном судне моряки заняты только охотой на китов, а в остальное время вглядываются в горизонт, курят трубки и поют матросские песни, ошибаются. Все время что-то чистится, красится, подновляется – без конца. Даже, если кажется, что уж теперь-то точно ничего не нужно, матросы отправляются счищать ржавчину с якорной цепи или разбирать негодные веревки, отбирая те, из которых можно сплести канат. Вытягивают, связывают и укладывают в бухту. Всякий раз, когда ослабевает какой-нибудь трос (а это случается все время), бензели и найтовы разматываются, чехлы снимаются и после того, как все непригодные части заменены, а все остальное натянуто и затянуто достаточно туго, водворяются на место заново. А поскольку все части такелажа связаны между собой, редко получается коснуться одной веревки, не трогая остальные. И если к этому добавить, что нужно еще смолить, промазывать, красить, покрывать лаком, чистить, и вдобавок не забыть, что все это должно быть свернуто, закреплено и установлено на надлежащее место перед началом ночной вахты – тогда вы более или менее получите представление о том, что же такое представляет собой жизнь матроса, будь он хоть палубный, хоть марсовый, хоть салинговый, хоть ко всем чертям каютный юнга.
Хоть тот и не несет ночных вахт, а спит, как сухопутная крыса (за что, между прочим, его презирает вся команда).
– Юнга! – рявкнул из своей каюты капитан Бабридж.
Дюк вскочил, все еще с набитым ртом, наскоро стер рукавом грязь со щеки, спрятал руку с тряпкой, которой начищал дверные ручки, за спину, одернул рубаху.
– Да, сэр.
Капитан Бабридж не удостоил каютного взглядом.
– Бренди мне.
– Есть, сэр!
Когда вы разговариваете с капитаном, самое главное – поскорее удрать.
– Йо-хо-хо, – бормотал Дюк, хватаясь по дороге за поручни, – как-нибудь найдем!
Но только не тут-то было. Из кают-компании М.Р. попросту выкинул Хэннен, не дав посмотреть в шкафчике и не слушая объяснений.
Дюк подумал и решил обойтись собственной головой.
Трюмы внизу, под палубой (в них еще вчера днем грузили бочки) тянулись от носа до кормы. Выяснив это обстоятельство, юнга Маллоу почувствовал желание сесть на палубу и зареветь. Но он переселили себя. Он поднялся по трапу, добежал до грота-люка и тут же отскочил: из люка неторопливо спускался капитан Бабридж.
Он не произнес ни слова, только молча смотрел своими небольшими, неяркими глазами. Юнга сглотнул.
– Простите, сэр, – начал он.
– Я просил принести выпивку, – негромко напомнил капитан Бабридж. – Только принести выпивку. Что непонятного в слове «выпивка»?
– Все понятно, сэр! – немедленно выпрямился М.Р. Маллоу.
И тихо добавил:
– Только я не знаю, где лежит бренди.
Нижняя губа капитана выпятилась, придав лицу обиженное выражение.
– Юнга, – спросил капитан Бабридж, – кто должен объяснять тебе твои обязанности?
– Помощник Биллингс.
Капитан Бабридж поднял брови и слегка наклонил голову.
– Правильно, – медленно и проникновенно ответил он. – Помощник Биллингс. И я хочу, чтобы ты это запомнил. Чтобы через пять минут бренди было у меня в каюте.
С этими словами он заложил руки за спину и прошествовал мимо. А Дюк вытер со лба пот, порадовался, что обошлось, и отправился искать помощника Биллингса, который, как назло, распоряжался в этот момент вахтой правого борта и совершенно не хотел слушать, что там спрашивает юнга. Пришлось, несолоно хлебавши, бежать опять в кают-компанию. На сей раз вместо Хэннена там оказался стюард Чаттер.
Он был занят: чистил вилки. Обнаружив юнгу, молча вручил ему и вилки, и полотенце, развернулся и вышел.
– Но сэр! – ахнул каютный. – Мистер Чаттер! Мистер Чаттер!
Плюнул, распахнул шкафчик – верхний, нижний, потом маленький, дверцы которого были прикрыты лаковым японским подносом.
Бренди не былою.
– Мистер Чаттер! – закричал юнга, бросаясь к дверям и высовываясь наружу.
Но стюарда и след простыл.
В конце концов Дюк сделал следующие вычисления.
Спросить у кока – куда быстрее.
Подносом ли от кока – все равно лучше, чем гнев заждавшегося капитана.
Капитан ничего не сказал на то, что «пять минут» заняли у юнги почти полчаса. Он аккуратно взял каютного за кудри и приложил лбом о дубовую обшивку каюты.
– Понятно?
Дюк смотрел в пол.
– Да, сэр, понятно.
Теперь ему действительно было понятно, что бренди стоит в буфете, на котором еще китайский веер и такая африканская деревянная дамочка с огромным задом.
Капитан Бабридж, очевидно, сказал все, что хотел сказать и сел за стол, который почти целиком покрывала карта. Больше он на юнгу не смотрел, и тот, поморгав, поскорее вышел из капитанской каюты. Тут же наткнулся на стюарда, тут же получил затрещину и поручение отправляться на камбуз за обедом для кают-компании.
– Где ты ходишь, тюленья твоя рожа, а? – разорялся кок. – Где тебя, я спрашиваю, носит, три ржавых якоря тебе в корму!
Каждая фраза сопровождалась соприкосновением лба юнги и металлического подноса, на котором в офицерские каюты подавалась пища. «Бам-м!» – повторял поднос. – «Бам-м-м!» «Бам-м-м!»
– Что ты на мне увидел, маменькино сокровище? – интересовался кок. – Что разглядываешь? Интересно, да? А то, что обед уже десять минут как должен быть подан, тебе не интересно? Не интересно, я спрашиваю?
Поднос все еще звенел. Д.Э. Саммерс молча смотрел на компаньона. Компаньон молча смотрел в палубу.
Кок задрал голову и развел руки в стороны, словно в ужасном недоумении:
– За что наказываешь, Господи? Что я сделал? Чем согрешил? А? А?
Дюк посмотрел на повара так, как в детстве на кузена миссис Маллоу – дядюшку Фалвиуса, когда тот спрашивал, кого, дескать, ты, мальчик, больше любишь – маму или папу?
Матросы, игравшие в карты, ржали в двадцать глоток. Повар глумливо поклонился.
– С вашего позволения, – чтобы не оскорблять ваших нежных ушек, – я буду называть вас…
Он изобразил размышления.
– Сосиской. Арлингтонской сосиской. До свидания, господин Арлингтонская сосиска!