— Я даже не думаю о том, что кто-то успеет поверить или не поверить мне. Мои подозрения, Том, не основаны на чем-то конкретном. Я пытаюсь как-то противостоять атакам Спарачино, но его они только подзадорят.

— И тебе кажется, что ты в полной изоляции, да, Кей? Чувствуешь себя маленькой девочкой, заблудившейся в лесу?

— Да. Только не кажется, а так оно и есть, Том.

— Подобные ситуации нередко развиваются, следуя своей собственной логике, и на некотором этапе начинают жить самостоятельной жизнью, — задумчиво произнес он. — Проблема в том, чтобы пресечь такое развитие в зародыше, не возбуждая еще большего общественного внимания.

Этридж потер усталые глаза за стеклами очков в толстой роговой оправе, открыл блокнот и разделил чистую желтоватую страницу вертикальной линией: слева преимущества, справа недостатки. Чего преимущества и чего недостатки? Минуту или две он писал, потом, закончив работу — одна колонка получилась заметно длиннее другой, — откинулся на спинку кресла, посмотрел на меня и нахмурился.

— Кей, тебе не приходило в голову, что ты увлекаешься своим делом гораздо сильнее, чем твои предшественники?

— С предшественниками незнакома.

Он улыбнулся:

— Ты не ответила на мой вопрос.

— Честно говоря, никогда об этом не думала.

— Другого я от тебя и не ожидал, — внезапно отреагировал Этридж. — А знаешь почему? Потому что ты чертовски сосредоточенна. Ты думаешь только об одном. В этом и заключается одна из причин того, что я поддержал твое назначение. Как плюс — ты ничего не упускаешь, ты прекрасный судмедэксперт и отличный администратор. Как минус — слишком часто подвергаешь себя опасности. Достаточно вспомнить хотя бы те прошлогодние случаи с задушенными девушками. Да, убийства, возможно, так и остались бы нераскрытыми. Да, возможно, погибли бы другие женщины. Но ведь и тебе самой расследование едва не стоило жизни… И вот теперь вчерашний случай. — Он помолчал, покачал головой и рассмеялся. — Хотя, должен признать, получилось впечатляюще. Я слушал радио, так там сказали, что ты его просто уделала. Это правда?

— Не совсем, — ответила я, чувствуя себя довольно скверно.

— Выяснили, кто он такой и что искал в твоем офисе?

— Пока нет. Известно лишь, что он заходил в холодильник и фотографировал тела Кэри и Стерлинг Харпер. Файлы, в которых он рылся здесь, никакой дополнительной информации не дают.

— Они у тебя расположены в алфавитном порядке?

— Да. Прайс просматривал ящик «М — Н».

— М? Мэдисон?

— Возможно. Но ее дело хранится в главном офисе. В моей картотеке на нее ничего нет.

После короткой паузы Этридж постучал пальцем по блокноту.

— Я записывал все, что знаю об этих последних смертях. Берилл Мэдисон, Кэри Харпер, Стерлинг Харпер. Налицо все атрибуты мистического романа, не так ли? И плюс ко всему еще эта исчезнувшая рукопись, притягивающая к делу офис главного судмедэксперта. Я хочу дать тебе две рекомендации. Первая: если кто-то позвонит и спросит о рукописи, отправляй его ко мне. Думаю, это значительно облегчит тебе жизнь. Не удивлюсь, если кое-кого удастся привлечь за клевету. Я дам указания своим ребятам, попробуем остановить кампанию в самом начале и не дать ей разрастись. И вторая: я хочу, чтобы ты стала похожа на айсберг.

— Что именно ты имеешь в виду?

— То, что выступающая над водой часть намного меньше скрытой. Это не значит, что я отвожу тебе скромную роль, хотя в наших общих интересах, чтобы ты не привлекала к себе ненужного внимания. Поменьше заявлений для прессы, поменьше публичности. Это твоя надводная часть. Чем она меньше, тем лучше. А вот другая часть, невидимая, подводная, пусть будет значительной и важной. Эта часть — твоя работа по делу, твоя активность, твоя, если хочешь, вовлеченность в него.

— Вовлеченность? — возмутилась я. — Другими словами, я должна исполнять свои обязанности, только свои обязанности и ничего, кроме своих обязанностей? И при этом держаться в тени.

— И да и нет. Да, ты занимаешься своей работой. А вот держаться в тени… Боюсь, оградить свою службу от внешних влияний тебе вряд ли удастся. — Этридж помолчал, играя цепочкой, потом слегка подался вперед и положил руки на стол. — Видишь ли, я немного знаком с Робертом Спарачино.

— Ты с ним встречался?

— Имел несчастье познакомиться в Школе права.

Я недоверчиво посмотрела на него.

— Да-да, Колумбийский университет, пятьдесят первый год. Самоуверенный, с серьезными изъянами в воспитании, болезненно полный молодой человек. При этом очень способный. Мог бы закончить лучше всех и пойти на государственную службу, если бы кое-кто не стал ему поперек дороги. — Этридж усмехнулся. — Вышло так, что в Вашингтон, работать на Хьюго Блэка,[12]отправился я, а Роберт остался в Нью-Йорке.

— И что же, он тебя простил? — Ситуация разворачивалась новой гранью, и в голове у меня уже пускали ростки новые подозрения. — По-моему, Спарачино не из тех, кто легко отказывается от первенства. Не представляю, что он мог забыть, как его обошли.

— Ну, открытку на Рождество всегда присылает, — сухо заметил прокурор. — Стандартный компьютерный бланк, штамп вместо подписи, ошибка в имени получателя. Достаточно обезличено и небрежно, чтобы сойти за оскорбление.

Теперь я стала понимать, почему Этридж пожелал перевести сражение со Спарачино на поле прокуратуры штата. И все же полной уверенности не было.

— Ты же не думаешь, что он создает проблемы мне, чтобы поквитаться с тобой?

— А что ты думаешь? Что пропавшая рукопись — всего лишь уловка для сведения старых счетов? Что весь этот шум поднят только ради того, чтобы, фигурально выражаясь, поставить старому однокурснику фонарь под глазом? — Прокурор невесело усмехнулся. — Не знаю. На мой взгляд, только этим его мотивация не исчерпывается.

— Но дополнительным стимулом вполне может быть. Спарачино точно знает, что любой процедурный промах со стороны моего ведомства, любой потенциально угрожающий судебным разбирательством казус станет предметом разбирательства со стороны прокурора штата. Ты же сам говоришь мне о его мстительности.

Этридж кивнул и, негромко постукивая пальцами по столу, заговорил:

— Позволь рассказать тебе одну историю. Я слышал ее в университете. Роберт Спарачино рос в неполной семье, только с матерью. Отец ушел от них и зарабатывал немалые деньги на Уолл-стрит. Несколько раз в году мальчик посещал родителя. Был он не по годам развит, много читал и, очевидно, мечтал войти в литературный мир. Находясь однажды в Нью-Йорке, Роберт уговорил отца взять его на ланч в «Алгонкин» в тот день, когда там должна была быть Дороти Паркер со своей компанией. Согласно широко распространенной версии этой истории, которую сам Спарачино в состоянии сильного подпития поведал нескольким своим дружкам в университете, мальчику было тогда не больше девяти-десяти лет. Тем не менее он все тщательно спланировал: в подходящий момент должен был подойти к столу знаменитости, протянуть руку и произнести примерно такие слова: «Мисс Паркер, для меня огромное удовольствие познакомиться с вами». Ну и так далее. Вышло, однако, совсем по-другому. Приблизившись к столу, Роберт сказал: «Мисс Паркер, доставить вам удовольствие для меня огромная честь». На что писательница ответила так: «Немало мужчин обращались ко мне с таким предложением, но таких юных среди них еще не было». Присутствовавшие расхохотались, и этот смех стал для Спарачино величайшим унижением в его жизни.