Карл представился, во второй раз за эту неделю вытащил из кармана жетон и попросил разрешения войти.

— С Сёс что-нибудь стряслось? — подозрительно спросил старичок.

— Ничего такого не слышал. А почему вы так решили? Она дома?

— Если вы к ней, она тут больше не живет.

— Кто это, Вильгельм? — послышался слабый голосок из-за двустворчатой двери гостиной.

— Это не к нам, а к Сёс, моя радость.

— Тогда ему не сюда, — раздалось в ответ.

Оптовый торговец схватил Карла за рукав:

— Она живет в Вальбю. Скажите ей, что мы просим ее зайти и забрать свои вещи, если она желает и дальше жить, как живет.

— Это как?

Старик не ответил. Сообщил адрес на Вальхойвай, а затем дверь захлопнулась.

В небольшом доме, принадлежавшем жилищному товариществу, на домофоне значилось всего три фамилии. Когда-то здесь наверняка обитало шесть семей с четырьмя или шестью детьми в каждой, но теперь бывшие трущобы населяла избранная публика. Тут, в мансарде, Сёс Норуп нашла свою любовь — сорокапятилетнюю женщину, которая при виде полицейского жетона Карла скептически поджала бледные губы.

Губы Сёс Норуп выглядели ненамного более свежими. Карл с первого взгляда понял, почему ни ДСЮЭ, ни кристиансборгский секретариат Демократической партии не стали рыдать после ее исчезновения. От нее веяло таким недружелюбием, какое не часто можно встретить.

— Мерета Люнггор была несерьезной начальницей, — заявила она.

— Отлынивала от работы? Я слышал совершенно другое.

— Она предоставляла все на мое усмотрение.

— Я бы расценил это как положительный момент.

Карл посмотрел на собеседницу. Она производила впечатление женщины, которую всю жизнь держали на коротком поводке и которая из-за этого злилась. По-видимому, у оптового торговца Норупа и его, без сомнения, знаменитой в прошлом жены она сполна испытала, каково это — молча терпеть унижения, попреки и нотации. Горькая пища для единственного ребенка, в глазах которого родители — божества! Наверняка она их одновременно ненавидела и любила. Ненавидела за все, что они собой представляли, и любила за это же самое. Поэтому, став взрослой, она все время разрывалась между тягой к родным корням и стремлением бежать от них как можно дальше — так, по крайней мере, показалось Карлу.

Он перевел взгляд на ее подругу, которая в свободном балахоне сидела тут же с дымящейся сигаретой в зубах, следя за тем, чтобы он не позволил себе лишнего. Уж она-то даст неуверенной Сёс Норуп твердые установки на всю дальнейшую жизнь, в этом можно было не сомневаться.

— Я слышал, Мерета Люнггор была вами очень довольна.

— Надеюсь.

— Я хотел бы задать вам несколько вопросов о личной жизни Мереты. Могло ли быть так, что перед своим исчезновением она была беременна?

Сёс Норуп поморщилась и отодвинулась от него.

— Беременна? — произнесла она так, словно упомянутое положение было не лучше проказы и бубонной чумы, и обменялась с сожительницей выразительными взглядами. — Нет, уж этого точно не было.

— А из чего это было видно?

— Ну а как вы думаете? Если бы она была таким собранным человеком, как все вокруг считали, то вряд ли занимала бы у меня прокладки каждый раз, как у нее начиналась менструация.

— Вы хотите сказать, что перед ее исчезновением у нее как раз началась менструация?

— Да, за неделю до этого. При мне у нас это всегда бывало одновременно.

Карл кивнул. Уж у Сёс с этим делом точно не было сбоев.

— Вы не знаете, имелся ли у нее возлюбленный?

— Об этом меня уже сто раз спрашивали.

— Мне вы еще не отвечали.

Сёс Норуп достала сигарету и постучала ею о край стола:

— Все мужчины пялились на нее такими глазами, словно готовы были тут же повалить ее на стол. Ну откуда я могу знать, крутила ли она с кем-нибудь романчик?

— В отчете сказано, что она получила телеграмму-валентинку. Вы знали, что телеграмма была от Таге Баггесена?

Сёс закурила и выпустила густой клуб дыма:

— Без понятия.

— И вы не знаете, было ли между ними что-то или нет?

— Было ли что-то между ними? С тех пор, если помните, прошло уже пять лет.

Она пустила струю дыма прямо в лицо Карлу, и ее сожительница одобрительно усмехнулась.

Карл слегка отодвинулся.

— Послушайте! Через четыре минуты я уйду отсюда. Но до тех пор давайте будем вести себя так, будто мы хотим друг другу помочь, договорились? — Он пристально посмотрел в глаза Сёс Норуп, которая все еще пыталась скрыть недовольство собой, бросая на гостя сердитые взгляды. — Я буду называть вас Сёс, ладно? Обыкновенно я обращаюсь по имени к тем, с кем вместе курю.

Она опустила руку с сигаретой на колени.

— Итак, я спрашиваю вас, Сёс. Знаете ли вы о каком-либо эпизоде, случившемся перед самым исчезновением Мереты Люнггор, о котором следовало бы вспомнить? Сейчас я вам прочитаю целый список, а вы меня остановите.

Он кивнул ей, но не получил ответа.

— Телефонные разговоры частного характера? Желтые записочки, положенные кем-то ей на стол? Люди, которые обращались к ней не по служебному поводу? Коробки шоколадных конфет, цветы, новые кольца у нее на руке? Случалось ли ей вдруг заливаться краской, глядя перед собой в пустоту? Не стала ли она рассеянной в последние дни? — Он смотрел на Сёс, сидевшую перед ним, словно зомби. Ее бескровные губы ни разу не дрогнули. Еще один тупик. — Изменилось ли ее поведение, стала ли она раньше уходить домой, не выскакивала ли вдруг из зала заседаний в коридор, чтобы поговорить по мобильнику? Не стала ли позднее приходить на работу?

Он опять взглянул на Сёс и ободряюще кивнул, словно надеясь, что это вернет ее к жизни.

Сёс сделала новую затяжку и затушила сигарету в пепельнице:

— У вас все?

Карл вздохнул. Это значит — от ворот поворот! Чего еще можно было ожидать от этой тетери!

— Да, у меня все.

— Хорошо.

Женщина подняла голову, и сразу же стало видно, что она привыкла разговаривать авторитетным тоном.

— Я уже рассказывала полиции про телеграмму и про то, что она собиралась с кем-то идти в кафе «Банкрот». Я видела, как она записала это в свой ежедневник. Не знаю, с кем она собиралась встречаться, но на щеках у нее действительно появился румянец.

— Кто это мог быть?

Она пожала плечами.

— Таге Баггесен?

— Да кто угодно! Ей со многими приходилось встречаться в Кристиансборге. Был еще человек в одной делегации, который проявлял к ней особый интерес. Таких было много.