М о л о т о в. Наша принципиальная позиция состоит в том, что договор будет лишен всякого смысла и практического значения, если он не будет дополнен военной конвенцией, в которой должны будут быть прописаны основные военные обязательства сторон.

С т р э н г. Но ведь трехсторонний договор, работа над текстом которого к настоящему времени подходит к успешному завершению, имеет громадное политическое значение. Сам факт его подписания тремя крупнейшими европейскими державами может заставить Гитлера отказаться от его агрессивных намерений.

М о л о т о в. Я с вами согласен, что факт подписания трехстороннего договора мог бы явиться сдерживающим фактором, способствующим мирному развитию событий в Европе. Именно поэтому советская сторона предлагает, чтобы все статьи договора были бы парафированы. В таком случае ничто не помешает нам объявить, что три правительства достигли договоренности по вопросу о политическом договоре. Однако пока военная конвенция не будет заключена, нельзя считать, что имеется полновесный договор.

В этой связи от имени советского правительства предлагаю как можно быстрее собрать в Москве совещание военных экспертов трех стран, с целью выработки и подписания военной конвенции. После чего мы сможем торжественно подписать и сам договор.

С т р э н г. Однако это совершенно новая постановка вопроса.

М о л о т о в. Не могу с вами согласиться, это постановка далеко не новая, впервые советская сторона заявила о необходимости обсудить и зафиксировать в договоре размеры и формы военной помощи, оказываемой каждым из этих государств, еще 17 апреля сего года.

19 июля 1939 года

Берлин. Сообщение временного поверенного в делах СССР в Германии Астахова.

«Основным моментом, интересующим германскую верхушку, является вопрос об исходе наших переговоров с Англией и Францией. Не решаясь по понятным соображениям на какиелибо активные демарши по линии заигрывания с нами здесь, немцы косвенно не упускают случая дать понять, что они готовы изменить политику в отношении нас и остановка, мол, за нами.

Подчеркнуто вежливое обращение на приемах, отсутствие придирок по линии практических и оперативных вопросов, полная остановка антисоветской кампании в прессе, где, как и в речах, даже перестал упоминаться «большевизм», а в отношении СССР как государства и его руководителей взят небывало корректный тон, все это довольно характерно для теперешней тактики в отношении нас».

19 июля 1939 года

Париж. Телеграмма министра иностранных дел Франции Бонне послу Франции в Великобритании Корбену.

«В настоящее время британское правительство своими колебаниями накануне решающей фазы переговоров рискует подорвать не только судьбу соглашения, но и консолидацию позиций нашей дипломатии в Центральной Европе. Последствия провала, вызванного чрезмерно категоричной позицией Лондона, были бы таковы, что французское правительство вынуждено в самом срочном порядке обратить на них внимание английского правительства, с тем чтобы оно взвесило всю ответственность, которую мы взяли бы на себя, подвергаясь риску разрыва или длительной приостановки переговоров.

Мы не можем в случае окончательного отказа Молотова согласиться с нашими формулировками пойти на риск разрыва с Москвой, а будем вынуждены еще раз уступить требованию русских. Со своей стороны французское правительство, не колеблясь, предпочитает трудности, которые могут возникнуть в результате принятия предложенного русскими определения косвенной агрессии, той опасности, которая последовала бы за окончательным или даже временным провалом переговоров.

Предложенная Молотовым редакция статьи 1, как нам кажется, не слишком уж сильно отличается по ее сути и применению от предложенной нами редакции. Поскольку в ней сохранены понятия независимости и нейтралитета третьих стран, то мы всегда будем способны по-своему интерпретировать, и никакие ссылки на этот текст не смогут заставить нас при случае солидаризироваться с противозаконным вмешательством СССР во внутренние дела какой-либо третьей страны.

Прошу вас самым серьезным и настоятельным образом обратить внимание лорда Галифакса на вышеизложенные замечания».

18—20 июля 1939 года

Лондон. Запись бесед сотрудника ведомства по четырехлетнему плану Германии Вольтата с Вильсоном, Боллом и Хадсоном.

В о л ь т а т. По моему мнению, после моего визита, состоявшегося в начале июня, атмосфера в отношениях между Берлином и Лондоном значительно ухудшилась. Во всей политике Англии, в том числе и в ее переговорах с Россией, находит выражение ее стремление объединить все силы против Германии. Поэтому Берлин рассматривает фактическую политику Англии как новую попытку окружения. Напротив, в речах Галифакса и Чемберлена периодически заявляется о готовности Лондона к переговорам с Германией.

В и л ь с о н. Мы оба придерживаемся интересов наших правительств, которые заключаются в том, чтобы современная цивилизация не оказалась ввергнутой в величайший кризис вследствие военного столкновения.

В сентябре 1938 года в Мюнхене могло сложиться впечатление, что Англия не готова к борьбе. Вследствие этого возникла необходимость довести до сознания населения всю серьезность положения. В первую очередь нажим на правительство оказала оппозиция, поскольку сочла, что причиной поведения Англии в Мюнхене была недостаточная готовность Англии в области вооружений.

В настоящее время положение совершенно иное. Английская авиация и военно-морской флот были чрезвычайно усилены. В наши дни в военном отношении Англия находится в состоянии полной готовности, в Лондоне достаточно, так сказать, лишь нажать кнопку, и военная промышленность заработает на полную мощность.

Английские обязательства и гарантии тоже нужно рассматривать с учетом того, что после 15 марта Англия вынуждена серьезно относиться к делу. Дело сводилось к процессу укрепления английских позиций, что к настоящему времени закончено. Не вызывает сомнений, что боевой дух и готовность населения к войне с Германией поднялись значительно выше, чем это получает отражение в спокойной позиции, занятой правительством.

Я придерживаюсь мнения, что переговоры следует проводить тайно. Пока переговоры должны проходить только между Англией и Германией; Францию и Италию следует привлечь лишь позднее. В ходе переговоров следовало бы установить контакт между самыми высокопоставленными лицами. Однако не следует допускать, чтобы о переговорах узнали те лица, которые в принципе враждебно относятся к установлению взаимопонимания между Англией и Германией.

Все же английское правительство не хотело бы, чтобы у Берлина создалось впечатление, будто Англия при всех обстоятельствах стремится к переговорам. Если никакое иное решение станет невозможно, то Великобритания готова и к военному столкновению и встретит его исполненной решимости. Поэтому чрезвычайно важно, чтобы не возникло ложного впечатления ни о готовности Англии к миру, ни о ее готовности к войне.

Тем не менее мы верим, что фюрер стремится избежать возникновения войны из-за вопроса о Данциге. Поэтому когда великогерманская политика начнет приближаться к выполнению своих последних требований в том, что касается ее территориальных претензий, то фюрер мог бы вместе с Англией найти такое решение, которое позволило бы ему войти в историю в качестве одного из величайших государственных деятелей и которое привело бы к повороту в мировом общественном мнении.