Охотники как можно скорее принялись за дело. Все стрелы поделили между собой. Три колчана на человека. И каждый получил по дополнительному копью, а также бурдюк с водой и сумку с вяленым мясом. Несколько трусов может убежать с имеющимися у них запасами, но Конан не хотел обрекать на смерть остальных, если потребуется бежать всем.

Нападения горцев можно было ждать в любое время и отовсюду, кроме как со стороны утеса, у которого стоял шатер Йондры. Даже если первая атака будет отбита, они не могут оставаться здесь при свете дня, на виду, будто жуки, приколотые булавкой. Они попытаются отступить, после того как на них нападут или во время атаки, если врага не удастся отбить. И если они окажутся на грани поражения, каждому самому придется заботиться о своей судьбе.

Хуже всего будет, если нападет зверь. Обходя в сумерках охотников, Конан каждому напоминал:

– Не пытайтесь драться со зверем. Если он появится, бегите и надейтесь, что ваши боги вас не оставили.

Конан сел на корточки недалеко от шатра Йондры. Если произойдет худшее, другим придется думать только о себе. Ему надо быть рядом с женщинами, если он хочет спасти их.

Шорох камней сообщил, что подходит Тамира, и киммериец подвинул два копья, чтобы дать ей место.

– Она спит, – сказала хрупкая женщина, устало садясь на землю рядом с киммерийцем. – Она вымотала себя слезами. И кто будет удивляться этому, после того как она увидела такое.

– Это случилось по ее приказу, – сказал Конан тихо, – и из-за ее тщеславия. Тот бритуниец говорил ей о звере, и я рассказывал ей о том, что узнал о нем.

– Ты жестокий мужчина, киммериец. Жестокий, как эти горы.

– Я мужчина, – ответил он просто.

Некоторое время Тамира молчала. Но наконец произнесла:

– Йондра говорит, что ты возвращаешься в Шадизар с ней.

Конан простонал:

– Кажется, она слишком много говорит для женщины на грани нервного истощения.

– Она собирается устроить во дворце для тебя покои.

– Смешно.

– Она хочет разодеть тебя всего в шелк и надеть на руки золотые браслеты, чтобы подчеркнуть мускулы.

– Что? – Ему показалось, что он слышит рядом с собой в сгущающейся темноте смешок, и Конан гневно посмотрел на девушку.

– Радуешься шуткам? – прорычал он. – Не вижу в них ничего смешного.

– Ты был и ее первым мужчиной, Конан. Ты не знаешь, что это значит для женщины, но я-то знаю. Она любит тебя. Она спросила меня, есть ли еще такие мужчины, как ты. Она даже сравнила тебя с Элдраном – с тем бритунийцем. Она сделала вид, что забыла его имя, но на самом деле помнит его.

Что-то в голосе Тамиры удивило его.

– Митра выдери мои глаза, если тебе не жаль ее. – В голосе его было недоумение.

– Она меньше меня знает о мужчинах, – сказала, словно защищая княжну, хрупкая воровка. – Трудно быть женщиной среди мужчин.

– Без женщин было бы труднее, – произнес он сухо, но Тамира ткнула его кулаком в бок.

– Вот твоих шуток я не понимаю, – начала она, но он прикрыл ей рот ладонью.

Конан прислушался, не раздастся ли звук, который он уже слышал раньше. Вот. Чиркнуло копыто – неподкованное копыто – о камень.

– Иди в шатер, – прошептал он, подталкивая Тамиру в нужном направлении. – Разбуди ее, и будьте готовы бежать. Быстрее!

В это мгновение ночь рассек крик:

– Да будет воля истинных богов! – И на лагерь хлынула орда горцев на косматых лошадках, и в бледном свете луны замелькали сабли.

Конан взял копье и метнул его в ближайшую цель. Пронзенный наездник в тюрбане вскрикнул и свалился с несущейся лошади. К киммерийцу подскакал другой всадник, громко призывая своих богов и размахивая сталью. У Конана не было возможности бросить второе копье. Он упал на живот и ударил древком, будто дубиной, по ногам несущегося животного. Послышался резкий хруст, и всадник вместе с лошадью кубарем покатились по земле. Пока горец не успел подняться, Конан всадил ему в грудь копье на целый локоть.

Всюду вокруг киммерийца звенела сталь. Люди выкрикивали боевые кличи, издавали предсмертные хрипы. В этом смертоносном кровавом урагане отточенные чувства дикаря предупредили Конана об опасности. Выдернув копье, он развернулся и успел защититься от удара кривой сабли. Он ловко обвел копье вокруг клинка сабли и всадил наконечник в горло нападавшему. Умирая, горец обеими руками вцепился в оружие, убившее его. Лошадь убежала из-под горца, и, падая, он вырвал копье из рук Конана.

– Конан! – Сквозь шум до ушей киммерийца долетел крик Тамиры. – Конан!

Конан отчаянно принялся отыскивать глазами хрупкую воровку… и нашел, когда горец уже поднял ее за волосы к своему седлу. Оскалясь, бородатый горец, дразня девушку, приставил ей к горлу клинок сабли. Одной рукой Тамира пыталась отвести острое как бритва лезвие, в то время как другой вцепилась в одежду горца.

Конан выхватил меч. Двумя прыжками он добрался до Тамиры; голова горца откинулась назад, а рот открылся, когда меж ребер гладко вошел меч киммерийца. Безжизненные пальцы выпустили волосы Тамиры, и Конан поймал девушку, когда она падала. Дрожащие руки обвили его шею, она тихо всхлипывала, прижавшись к его груди.

Лошадь с трупом на спине поскакала дальше, а Конан за несколько мгновений понял все, что происходило в лагере. Сражение шло плохо, поскольку сейчас оно уже почти прекратилось. В лагере осталось мало воинов в тюрбанах, да и те были заняты тем, что грабили убитых и глумились над ними. Кровожадные крики, доносящиеся из темноты, говорили о том, что горцы рассредоточились, преследуя бежавших охотников. Шатер Йондры был в огне.

Огромный киммериец похолодел. У него на глазах рухнули остатки шатра, подняв кучу искр. Если Йондра там, у нее нет надежды на спасение. Киммериец надеялся, что княжны там не было, но помочь ей он сейчас не мог. У него уже есть одна женщина и нет времени для второй.

Нагнувшись и подхватив Тамиру под колени, он бросил ее на спину, как мешок. Сквозь не прекращающийся плач она попыталась слабо протестовать. Никто из горцев, кромсавших трупы, не обратил внимания на мускулистого молодого человека и его стройную хрупкую ношу, когда он растворялся в ночи.

Будто дух, Конан двигался от тени к тени. Одна лишь темнота, однако, не может быть щитом, подумал он. С затянутого облаками неба перламутровая луна роняла мало света, но достаточно для того, чтобы зоркий глаз различил движение, да и короткая белая рубаха Тамиры не улучшала положения. Повсюду в окутанных темнотой горах раздавались звуки ударов копыт и крики рыщущих горцев. Они искали, и если дать им время, обязательно найдут.

Киммериец не останавливался, он шел все дальше от звуков, издаваемых горцами, и глаза его постоянно искали укрытия. Линия более глубокой черноты на общем темном фоне привлекла его внимание. Он пробрался к ней и обнаружил горизонтальную трещину в скальной стене. Она была достаточно широкой, чтобы туда пролезла Тамира, и достаточно глубокой, чтобы она там спряталась и оставалась скрытой для любого, если только он не засунет в трещину руку.