— Прекрати! Еще раз услышу про дикарку… — Морозов задохнулся от гнева. — Эти пошлые бабы, старухи, торговки… И ты туда же! Абсолютно нормальную женщину превратили в какого-то монстра. Интересно, если б твою Светлану нецензурно обругали в транспорте или нагрубили в магазине, она бы промолчала? Так почему же вполне объяснимую реакцию Лизы на хамство воспринимают с такой непримиримостью? Почему ее отвергают?

— Она на других непохожа! А бабы те злые, многие простить не могут, что она в вашем доме живет! Та же Райка, чего только языком не молотит. Ведь она, как все, по себе судит! Красивый мужик, рядом молодая красивая баба! Как, думает, не сладилось у них? Кого в заблуждение вводят?

— Вот на это мне как раз наплевать! И все, давай прекратим эти разговоры! — Морозов отмахнулся рукой от водителя и уставился в окно. До дома оставалось минут десять езды. И он не хотел появляться на его пороге усталым и взвинченным после внезапной и откровенной беседы с водителем. Он понимал, что Вячеслав отнюдь не горел желанием испортить ему настроение. Наоборот водитель старался изо всех сил обратит его внимание на потуги Раисы Рыкуновой поймать его в свои сети. Прежде, при Альвине, она об этом даже не смела помышлять. Знала по-соседски, что супруга шефа при всей ее внешней воздушности и утонченности, женщина — властная, и умений расправляться с соперницами не потеряла с московских, театральных еще времен, где у нее всегда хватало поводов и объектов для оттачивания подобных навыков.

Наконец, они подъехали к дому. Виталий вышел из машины и окинул его беглым взглядом. Светились только два окна, в столовой, и в детской. Лиза всегда включала ночник. Она до сих пор не могла привыкнуть к тому, что сейчас ей ничто не угрожает, и предпочитала спать при свете. Возможно, она опасалась за Сашу, возможно, побаивалась темноты, в которой сильнее чувствуешь свое одиночество. Виталий знал это по себе, и, заметив слабый свет в окне, подумал, что в этом они с Лизой схожи. Ночника он не зажигал, но никогда не задвигал шторы в спальне, в которую он, пересилив себя, перебрался с возвращением сына. Светлый проем окна напоминал ему о том, что кромешная темнота не бывает вечной, рано или поздно, но всегда наступает рассвет…

Дом спал, и лишь легкий скрип половиц отметил его движение к столовой. Там его встретила заспанная Зоя. Стоило Морозову открыть дверь, как она тотчас возникла на пороге своей комнаты, примыкавшей к кухне.

— Что-то припозднились сегодня, Виталий Александрович, — сказала она, зевая и прикрывая рот рукой. — Небось первый час уже? — Она взглянула на часы и всплеснула руками. — Второй? А завтра в восемь на работу…

— Завтра суббота, — улыбнулся Виталий. — И я решил остаться дома. Хочу немного отдохнуть…

— И то дело! — расплылась в улыбке Зоя и принялась накрывать на стол, не переставая говорить при этом. — С ребятишками пообщаетесь. Сашенька вон какой шустрый да проворный растет! Давеча, смотрю, сам на стул пытается залезть. А проказа какой! Лиза ни на шаг от него не отходит! Катя с ним в мяч играет, а он не руками его берет, а все пнуть пытается. И кто их мальчишек тому учит? Сегодня в гостиной такой шум подняли! Саша Ласку схватил, а поднять не может, она же толстая, как бегемот.

Виталий молча сидел за столом и наблюдал, как Зоя деловито снует по столовой, разогревает ужин в микроволновой печи, расставляет тарелки, раскладывает ножи, вилки, ложки.

— Чай будете, или молоко? — спросила она, наконец, и застыла напротив, сложив руки на пышной груди.

— Нет, лучше вина, — сказал он и подошел к бару. Заметив ее взгляд, усмехнулся. — Зоя, я не спиваюсь, как утверждает моя теща. Бокал вина для мужчины не страшнее стакана молока.

— Я не о том, — замахала руками Зоя. — Я на вас смотрю. Совсем вы с лица спали, Виталий Александрович. Работаете много, отдыхаете мало. На вас костюм, как на вешалке, болтается. Дети детьми, но о себе подумать надо. Вы же молодой еще, завели бы себе женщину, авось, и женились бы…

— Зоя! Что за разговоры? — рассердился Морозов. — Вы что сговорились? Одно и то же! Какие женщины? Какие женитьбы? Я сам рос с мачехой! Врагу такой жизни не пожелаю!

— Но ведь раз на раз не приходится? — смутилась Зоя. — Женщины всякие бывают…

— Зоя, — Морозов пристально посмотрел на домработницу. — Скажи, только честно, Раиса тоже тебя обрабатывала?

Та пожала полными плечами.

— Пыталась, только разве я не знаю Раисы. Потому и вас хочу предостеречь. Поскорее найдите себе кого-нибудь, а то не приведи Господь, придет она в дом… — Зоя огорченно махнула рукой и отвернулась. Голос ее звучал сдавленно. — Тогда совсем житья не станет ни от нее, ни от ее Ванечки!

— Зоя, присядь, — велел Морозов и налил вина во второй бокал, который взял из шкафчика рядом с баром. — Выпей чуток со мной и давай поговорим о том, что тебя волнует. Если это грядущая женитьба на Раисе Павловне, то заверяю, у нее это не получится, даже при самом сильном ее желании. Что касается других женщин, то ты прекрасно знаешь, у меня нет ни любовницы, ни подруги. И в ближайшем будущем не предвидится. Я тебе ясно сказал: чужая женщина здесь не появится. У моих детей мачехи не будет.

Зоя сделала глоток из бокала и тяжело вздохнула.

— Конечно, я вам не советчица, но мужику без бабы тошно. Это ведь жизнь, и от нее никуда не денешься.

— Зоя, я слышал, к Лизе не слишком хорошо относятся. Соседи, да и в городе. Что это за прозвище Дикая Лиза? Она дает какой-то повод?

Зоя встрепенулась, глаза ее гневно сверкнули.

— Сволочи они! Да вы не обращайте внимания. Она — славная женщина. Правда, по жизни многое не умеет. Так и жизнь у нее была, не приведи Господь. — Зоя решительно выпила вино и виновато посмотрела на Морозова. — Простите, Виталий Александрович, но я без ругани про то не могу говорить. От зависти все происходит, к вам, в первую очередь. Многим бабам хотелось бы на ее месте очутиться, только, суки такие, не понимают, чего ей пришлось пережить! Да и здесь тоже мало хорошего. Она ведь чувствует, что все временно. Она не говорит, но я по глазам вижу. Как она на Сашу смотрит! Как смотрит! Верно, не сладко ей! Зинаида Тимофеевна ее шпыняет, Катя вообще не разговаривает… Иногда поболтаем с ней… — Зоя оглянулась на дверь, и слегка перегнувшись через стол, зашептала торопливо. — Мать у нее и впрямь алкашкой была. И сгинула неведомо куда, то ли померла где под забором, то ли убили… А раньше все не так было. Лиза говорит, что мать у нее консерваторию заканчивала, на пианино играла. И отец у нее важный был, дед Лизин, то есть. В Киеве они жили, дед, чуть ли ни в ЦК, работал. А мама очень красивой была, да на грех влюбилась в какого-то американца. Его отец, кажется, дипломатом был или навроде того. Но что-то у них не сладилось. Американец уехал, а мать Лизину ее дед из дома выгнал, когда узнал, что у той ребенок будет. Ему, видите ли, не по душе пришлось, что дочка партийца с капиталистом связалась. Правда, когда Лизе было два года, мать ее замуж снова вышла. Отчим у нее военным был, и они уехали жить в военный городок где-то под Златоустом. Только отчим вскоре стал пить, они развелись, и Лиза с матерью переехали в Нижний Тагил. Там все с ней и приключилось…