отдать его в приют для последующего усыновления. Ей не сообщали, кто его усыновил, и, таким образом, ребенок навсегда уходил из ее жизни. Авиакомпания, правда, гарантировала соблюдение всех необходимых процедур при усыновлении или удочерении и заботилась о том, чтобы ребенок попал в хорошую семью.

В-третьих, стюардесса могла воспользоваться программой «Один-три» лишь в том случае, если она сообщала авиакомпании фамилию отца ребенка. После этого представитель отдела персонала – человек, искушенный в такого рода делах, – немедленно вызывал отца, чтобы добиться от него денежной помощи. Представитель отдела персонала должен был получить у него письменное согласие оплатить расходы по пребыванию стюардессы в больнице и по уходу за ребенком, а если удастся, то и возместить с его помощью, хотя бы частично, ее потери в заработке. Авиакомпании предпочитали, чтобы такие соглашения заключались по доброй воле и без шума. Однако в случае необходимости они могли осуществить нажим на неподатливых отцов, используя свой немалый вес в обществе.

Компании, конечно, почти не приходилось прибегать к таким методам, когда отцом ребенка был кто-нибудь из членов экипажа – сам командир, или первый, или же второй пилот. В таких случаях, особенно при желании отца сохранить все в тайне, достаточно было легкого увещевания. И тогда уж компания действительно сохраняла все в тайне. Устанавливалась разумная сумма, которая выплачивалась в течение определенного срока по частям, или же компания вычитала соответствующий процент из жалованья своего служащего. А для того чтобы избежать излишних расспросов дома, эти вычеты проводились по графе «Персональные издержки».

Все деньги, полученные таким путем, выплачивались беременной стюардессе. Компания ничего себе не брала.

– Видишь ли, программа тем хороша, – сказал Димирест, – что женщина не чувствует себя одинокой и брошенной.

До сих пор он старательно избегал одного – всякого упоминания слова «аборт». Ни одна авиакомпания не могла, да и не желала, открыто связываться с абортом. Советы такого рода обычно давались в неофициальном порядке инспекторами из отдела персонала, которые уже по опыту знали, как это можно устроить. Если девушка решалась на аборт, их задача была помочь ей сделать его в хороших клинических условиях, чтобы она не попала в лапы шарлатанов или плохих врачей, к которым иной раз обращаются доведенные до отчаяния женщины.

Гвен с любопытством посмотрела на своего спутника:

– Скажи мне вот что. Откуда ты так хорошо об этом осведомлен?

– Я же говорил тебе: как один из руководителей нашей ассоциации…

– Все это так, но это ассоциация летчиков. И стюардессы не имеют к тебе никакого отношения – во всяком случае, в таком плане.

– Непосредственно мне, конечно, не приходилось этим заниматься.

– Значит, Вернон, ты уже сам попадал в такого рода истории… какая-то стюардесса уже была беременна от тебя… Ведь так, Вернон?

Он нехотя кивнул:

– Да.

– Тебе, конечно, несложно укладывать к себе в постель стюардесс, этих, по твоим словам, доверчивых сельских девчонок. Или, может, они были из «скромных городских семей»? – В голосе Гвен звучала горечь. – Ну и сколько же их было? Десяток, два? Я не прошу точной цифры – приблизительно.

Он вздохнул:

– Одна, всего одна.

Ему, конечно, невероятно везло. Их могло бы быть гораздо больше, но он сказал правду… почти правду: ведь был же еще тот случай с выкидышем. Впрочем, это можно не считать.

Движение на шоссе становилось все интенсивнее по мере того, как они приближались к аэропорту, до которого теперь оставалось всего каких-нибудь четверть мили. Яркие огни огромного аэровокзала даже сквозь снегопад освещали небо.

Гвен сказала:

– Та девушка, которая забеременела от тебя… мне не важно знать ее имя…

– Да я и не сказал бы.

– Она воспользовалась этой штукой – документом «Один-три»?

– Да.

– И ты помогал ей?

– Я уже спрашивал тебя: за кого ты меня принимаешь? – нетерпеливо отрезал он. – Конечно, я ей помогал. Если уж тебе непременно надо все знать, изволь: компания вычитала из моего жалованья определенный процент. Потому я и знаю, как это делается.

Гвен улыбнулась:

– «Персональные издержки»?

– Да.

– И твоя жена знала об этом?

Он помедлил, прежде чем ответить.

– Нет.

– А что произошло с ребенком?

– Он был отдан на воспитание.

– Кто это был?

– Ребенок.

– Ты прекрасно понимаешь, о чем я спрашиваю. Это был мальчик или девочка?

– По-моему, девочка.

– По-твоему?

– Я знаю, девочка.

Вопросы Гвен вызвали у него чувство неловкости. Они оживили воспоминания, которые он предпочитал похоронить.

Оба молчали, когда «мерседес» свернул к широкому, внушительному главному подъезду аэропорта. Высоко над входом, залитым ярким светом прожекторов, устремлялись в небо футуристические параболы – творение общепризнанного победителя международного конкурса скульпторов, символизирующее, как тогда было сказано, благородное будущее авиации. Взору Димиреста открылся сложный серпантин шоссейных дорог, «восьмерок», мостов и туннелей, спроектированных с таким расчетом, чтобы машины могли идти, не снижая скорости, хотя сегодня из-за трехдневного снегопада они ехали медленнее, чем всегда. Высокие сугробы громоздились даже на проезжей части. Общую сумятицу еще усиливали снегоочистители и грузовики, старавшиеся удержать снег хотя бы за пределами уже расчищенного пространства.

После нескольких коротких остановок Димирест наконец свернул на служебную дорогу, которая вела к главному ангару «Транс-Америки», где они оставят машину и сядут на автобус для летного состава.

Гвен вдруг сбросила с себя оцепенение.

– Вернон!

– Да?

– Спасибо за то, что ты был честен со мной. – Она протянула руку и дотронулась до его руки, лежавшей на руле. – У меня все будет в порядке. Просто слишком много сразу на меня свалилось. И я хочу ехать с тобой в Неаполь.

Он улыбнулся, кивнул, потом на минуту выпустил руль и крепко сжал пальцы Гвен.

– Мы отлично проведем там время. Обещаю тебе, что мы оба запомним эту поездку.

И он постарается, сказал себе Димирест, выполнить обещание. Собственно, это будет не так уж и трудно. Его тянуло к Гвен; ни к кому он еще не испытывал такой нежности, никто не был ему душевно так близок. Если бы не то, что у него есть жена… И снова, уже не в первый раз, у него мелькнула мысль порвать с Сарой и жениться на Гвен. Но он тут же прогнал эту мысль. Он знал немало своих коллег, переживших подобное, – пилотов, которые после многих лет совместной жизни бросали жен ради более молодых женщин. И в итоге чаще всего оказывались у разбитого корыта с солидным грузом алиментов на плечах.

Так или иначе, во время этого полета, а может быть, в Риме или в Неаполе, ему придется провести еще один серьезный разговор с Гвен. До сих пор они говорили не совсем в том