– Прогресс, как и религия, имеет своих мучеников, – ответил тот.

– То же самое можно сказать и про регресс, – заметил Саймон. – Но как вы поступаете с нарушителями правил дорожного движения? Сдается мне, если бы вы их всех ссылали сюда, в лесу просто не осталось бы свободного места.

– Нарушители дорожных правил не считаются преступниками, – ответил полковник. – Их штрафуют, и тех, у кого нет денег на штраф, сажают в тюрьму.

– А вам не кажется, – заметил Саймон, – что если ввести строгие экзамены, а также проверку физического и психологического состояния водителей, – это существенно бы снизило число жертв дорожных аварий?

– Вы шутите? – ответил полковник. – Впрочем, нет, вижу, что вопрос был задан серьезно. Введи мы такое, и право управлять транспортом получили бы менее одной десятой части населения. Господи, в таком случае вся экономика рухнула бы! И как только ваши политики вырывают у людей согласие на подобные драконовские меры?

Саймон был вынужден признать, что такие законы были приняты лишь после того, как автомобили практические вышли из употребления.

– А до того всем было наплевать? – уточнил полковник.

– Это точно, – ответил Саймон, а про себя подумал, когда же этот хвостатый осел перестанет хохотать.

Именно благодаря таким мыслям, пусть даже унизительным, Саймон сумел сохранить присутствие духа. С каждой милей Йетгульский лес становился все гуще и мрачнее. Тропинка была такой узкой, что на каждом шагу ветки деревьев и кустарников цеплялись за его одежду. Даже птицы, и те как будто не желали селиться здесь. Если до этого они на протяжении всего дня и половины ночи взбадривали Саймона своими криками, свистом, чириканьем и трелями, то теперь его окружала мертвая тишина.

Лишь изредка эту тишину нарушал птичий крик, и всякий раз, услышав его, Саймон вздрагивал, – крик, как нарочно, был резкий и пронзительный, скорее похожий на скрежет или предсмертный вопль. Однажды он сумел рассмотреть, что за пернатое создание издает его. Им оказалась черная птица, похожая на ворона, с петушиным гребнем на голове.

Но больше всего его расстроили кости. С самого начала пути он видел разбросанные по земле скелеты и черепа мужчин и женщин. Иногда они лежали прямо на тропе. Иногда серые и белые кости выглядывали из-под кустов и листьев. Саймон насчитал около тысячи скелетов, а значит, в придорожных зарослях их было как минимум в три раза больше.

Саймон пытался взбодрить себя мыслью о том, что человек, вдохновивший так много разных людей, что они, ради возможности набраться его мудрости, бросили вызов смерти, наверняка достоин того, чтобы с ним поговорить.

Но почему мудрец поселился в такой глухомани?

Впрочем, ответ был очевиден. Мудрецу нужно время для созерцания и размышлений. Если к нему или к ней день и ночь будут ломиться посетители, у него не останется времени на то, чтобы думать. Поэтому Мофейслоп построил дом в самом труднодоступном месте планеты. Это гарантировало ему уединение. Это также гарантировало то, что его вряд ли станут донимать ерундовыми вопросами.

В конце третьей недели Саймон вышел из лесной чащи. Перед ним и над ним виднелись крутые, сплошь в буграх склоны, кое-где поросшие травой и хилыми рощицами сосен, над которыми кружили стервятники. Саймон выразил надежду, что они днюют и ночуют здесь вовсе не потому, что их жертвы видны как на ладони.

Третий пик, самый высокий, суровый и неприступный, и был целью его путешествия. Подумав о том, что ему предстоит на него вскарабкаться, Саймон упал духом. Как вдруг из-за туч, плотных, темно-серых и мрачных, словно повестка о выселении из дома, показалось солнце. Саймон мгновенно взбодрился. Нечто на самом верху третьего пика отразило солнечные лучи, и те прямой линией устремились прямо ему в глаза. Окошко кельи Мофейслопа! В этом не было никаких сомнений. Казалось, будто сам мудрец гелиографом сигналит ему приглашение.

Через неделю Саймон и Анубис ползком преодолели последний склон. От недостатка пищи и кислорода сердце бухало в груди, как пряжка ремня в автоматической сушилке белья. Дыхание было сиплым и надрывным, как у старика, обихаживающего юную женушку. Даже Афина, устав летать, ехала у Саймона на спине. Ее когти больно впивались в него, словно зубы настойчивого кредитора. У него же не было сил согнать ее. С другой стороны, от ее когтей была своеобразная польза. Они напоминали Саймону, что он все еще жив и когда боль пройдет, ему вновь станет хорошо.

Над ним, занимая половину плато размером в два акра на вершине пика, высился дом мудреца. Трехэтажный, с тринадцатью гранями, многочисленными балкончиками и куполами, дом был построен из глыб черного гранита. Окна имелись лишь на верхнем этаже, зато их было много – маленьких, больших, квадратных, восьмиугольных или круглых. Посередине плоской крыши торчала высокая толстая труба, из которой валил черный дым. Саймон представил себе очаг, над которым на вертеле медленно вращается свиная туша и кипит котел с ароматной похлебкой. Мудрец, прежде чем дать ответы на его вопросы, для начала хочет сытно его накормить.

Если честно, в данный момент Саймону было наплевать на ответы. Он был готов слопать собственный желудок – и наелся бы на целую вечность. По крайней мере, до конца своих дней.

Наконец, он перелез через край плато и подполз к двери – огромной, дубовой, укрепленной крест-накрест полосами кованого железа. С трудом встав на ноги, – отчего сова свалилась с него, – он дернул за шнурок звонка. Где-то внутри гигантской прихожей звякнул колокольчик.

– Надеюсь, он дома, – сказал Саймон самому себе и хихикнул. От голода и недостатка воздуха в голову лезли всякие глупости. Куда, по его мнению, мог уйти мудрец? Вышел купить сигарет в лавке на углу? Отправился в кино? Присутствует на обеде местного отделения «Ротари-клуба»?

Томительное ожидание перед дверью дало ему время задуматься о том, как мудрец сумел отгрохать себе такую домину. Интересно, кто таскал на гору все эти тяжелые камни? И где Мофейслоп берет себе еду?

Саймон дернул за шнурок еще раз. Колокольчик звякнул снова. Спустя несколько минут в огромном ржавом замке со скрежетом повернулся ключ и гигантская задвижка, громыхнув, отъехала в сторону. Дверь медленно, со скрипом, открылась, как будто по другую сторону стоял дворецкий самого Дракулы. Если честно, Саймон слегка сдрейфил, однако успокоил себя тем, что его, насмотревшегося за свою жизнь фильмов ужасов, уже ничем не удивить. Тяжелая дверь ударилась о каменную стену, и навстречу Саймону шагнул человек. Он отнюдь не был похож на дворецкого Дракулы, что, однако, вовсе не делало встречу с ним приятнее. Он напоминал