Анна Вырубова попала в железнодорожную катастрофу. После этого она смогла ходить только на костылях, тело ее было изуродовано, но даже после этого клеветники не оставляли ее в покое, а некоторые злые языки в Петрограде утверждали, будто Анна Вырубова не только подруга Государыни, но и любовница императора! После несчастного случая Государыня подарила Анне карету и пару лошадей и часто выезжала вместе с нею. Анна Вырубова поселилась в небольшом красивом домике, некогда принадлежавшем императору Александру I. Проводя утро во дворце, обедала она обычно у себя дома. Дети любили ее, как любили Анну все, кто ее знал, и наилучшим доказательством ее полнейшей безвредности служит тот факт, что после революции никому в голову не пришло приговорить ее к смерти. Уж если бы она действительно была таким опасным существом, то наверняка новые власти тотчас бы расправились с ней». (Ден Л. Подлинная царица. Воспоминания; Воррес Й. Последняя великая княгиня. Воспоминания. М., 1998. С. 26–27.)

Уделил внимание Анне Вырубовой в своих воспоминаниях начальник канцелярии министра Императорского Двора, генерал-лейтенант А.А. Мосолов. В частности, он по ее поводу отмечал: «Последняя занимала при дворе Александры Федоровны исключительное положение, хотя не имела никакого официального звания и не искала его. Каждый день Государыня приглашала Анну Александровну во дворец. Они вместе играли в четыре руки, вышивали и рукодельничали, беседуя долгими часами. Царица называла Вырубову своим “личным другом”.

Эта дружба восходила к началу нынешнего столетия.

Сближение Государыни с Танеевой всех очень удивило. Анна Александровна при заурядной внешности не выделялась особым умом: это была просто светская барышня весьма веселого нрава.

После своего появления при дворе Распутин подружился с Вырубовой и очень ее полюбил. Она была связующим звеном между ним и Государыней». (Мосолов А.А. При дворе последнего императора. Записки начальника канцелярии министра двора. СПб., 1992. С. 95–97.)

Более резкое суждение об Анне Вырубовой высказывал протопресвитер Георгий Шавельский: «О Вырубовой в обществе шла определенная слава, что она живет со “старцем”. Слухи были так распространенны и настойчивы, что, как я уже упоминал, в 1914 году, кажется, в мае, устроив нарочито свидание со мной, она пыталась найти у меня защиту против таких слухов. Раньше относившаяся ко мне с большим вниманием, после того разговора она как будто круто переменилась в отношении ко мне.

Что заставляло ее благоговеть перед “старцем”: разврат ли, как утверждали одни, глупость ли или безумие, как считали другие, или что-либо иное, – судить не берусь. Убежден, однако, что не разврат. Но несомненно, что до конца дней “старца” она была самой ярой его поклонницей. Скорее всего, благоговение царя и царицы перед “старцем” оказывало наибольшее давление на ее небогатую психику.

Чем, в свою очередь, объяснить влияние Вырубовой на императрицу, на многое смотревшую ее глазами и позволявшую ей распоряжаться по-царски, – это для меня представляется еще большей загадкой. Императрице все же, несмотря на все особенности ее духовного склада, нельзя было отказать в уме. А Вырубову все знавшие ее не без основания называли дурой. И, однако, она была все для императрицы. Ее слово было всемогуще. В последнее время она часто говорила: «Мы», «мы не позволим», «мы не допустим», разумея под этим «мы» не только себя, но и царя, и царицу, ибо только от них зависело то, что «мы» собирались не позволять или не допускать. Одно остается добавить, что более бесталанной и неудачной «соправительницы», чем Вырубова, царь и царица не могли выбрать». (Шавельский Г.И. Воспоминания последнего протопресвитера русской армии и флота. Т. 1. М., 1996. С. 193–194.)

Лидер партии октябристов А.И. Гучков (1862–1936) враждебно относился к царской чете. Штабс-капитан М.К. Лемке (1872–1923), служивший при Штабе Царской Ставки в Могилеве, разделял взгляды эсеров и в начале 1916 г. записал по поводу слухов об А.И. Гучкове в своем дневнике следующее:

«2 [января], суббота.

Знакомый мне по печатанию в типографии Стасюлевича изданий «Сирина» владелец этой недавно основанной фирмы Михаил Иванович Терещенко бросил работу в киевском Красном Кресте, не видя в ней серьезного содержания из-за обстановки, в которую она поставлена сторонними обстоятельствами. Теперь он работает в киевском военно-промышленном комитете с моим знакомым проф. М.А. Воропаевым.

Умирает А.И. Гучков, отравленный, как сказал мне близкий к нему Терещенко, Распутиным и компанией (?). Терещенко не находит слов для характеристики происходящего во внутренней политике и при дворе. Иванова он считает более способным быть комендантом мирной крепости со служением молебнов и пр., Дитерихса – интриганом, Саввича – деятелем весьма отрицательного свойства. Очень хвалит генерала Крымова, а Алексеева считает единственным человеком в верхах армии; на победы вовсе не надеется». (Лемке М.К. 250 дней в Царской Ставке 1916. Минск, 2003. С. 4.)

Императрица Александра Федоровна продолжала в письмах давать супругу различные советы:

«Царское Село.

7 января 1916 г.

Мой родной, любимый душка,

Я получила твое милое письмо после того, как отослала свое, – спасибо от всего сердца. Как чудно, что ты можешь писать мне каждый день, я поглощаю твои письма с беспредельной любовью!

Н.П. (Саблин. – В.Х.) обедал у А., а потом провел вечер с нами. Ему опротивела Москва и вся грязь, которую там распространяют, и ему стоило многих трудов опровергнуть те ужасы, каких наслушались его сестры, и их ложные представления обо всем. Здесь он избегает клубов, но приятели сообщают ему очень многое.

Милый, не знаю, но я все-таки подумала бы о Штюрмере. У него голова вполне свежа. Видишь ли, у Х. (А.Н. Хвостов, министр внутренних дел. – В.Х.) есть некоторая надежда получить это место, но он слишком молод. Штюрмер годился бы на время, а потом, если тебе понадобится Х. или если найдется другой, то можно будет сменить его. Только не разрешай ему менять фамилию: “Это принесет ему более вреда, чем если он останется при своей почтенной старой”, как – помнишь? – сказал Гр. А он высоко ставит Гр., что очень важно.

Знаешь, Волжин упорно несносен и не хочет помогать Питириму, не хочет уступить без твоего специального приказа: боится общественного мнения; Питирим хочет, чтобы Никон (архиепископ Вологодский и Тотемский. – В.Х.) (эта скотина) был послан в Сибирь, ты помнишь, а В. хочет послать его в Тулу. Митрополит же находит, что нехорошо оставлять его в центре России, а лучше держать его подальше, где он меньше может навредить. Потом у него есть еще хороший проект относительно жалования духовенству, а В. не согласен и т.д. Не попросить ли мне П. написать перечень того, что он считает нужным, а я тогда передам тебе, чтоб ты приказал В. исполнить? Пит. очень умен и отличается широтой взгляда, а у В. этого как раз нет, он запуган.

Столько горя и печали, тревог и испытаний – они так изнуряют, а надо не сдаваться, но с твердостью встречать все. Мне бы хотелось повидаться с нашим Другом, но я никогда не приглашаю Его к нам в твое отсутствие, так как люди очень злоязычны. Теперь уверяют, будто Он получил назначение в Ф. Собор, что связано с обязанностью зажигать все лампадки во всех комнатах дворца! Понятно, что это значит, но это так идиотски-глупо, что разумный человек может лишь расхохотаться. Так отношусь к этой сплетне и я.