— Одевайся парень, — сказал мне капрал. — И захвати зубную щетку, небось уходишь надолго.

— Черт возьми, куда ему зубная щетка? — вмешался другой эн. — К завтрашнему дню у тебя зубов не останется, ясно?

— Заткнись. Арнольд-Левизон-вы-арестованы-по-подозрению-в-нарушении-параграфа-10-Указа-о-реконструкции.

Это был всеобъемлющий параграф, приостанавливающий действие практически всех остальных законов.

«По крайней мере, здесь меня не будут бить», — подумал я, стараясь, чтобы мое жалкое худое тело, не особенно тряслось. По крайней мере они подождут, пока мы доберемся до участка. А на это может потребоваться целых полчаса, пока мы туда дойдем, они зарегистрируют меня и тогда уж начнут бить.

А может быть, и еще позднее. По слухам, эны вначале допрашивали подозреваемого, напичкав его наркотиками. Если он не раскалывался, они делали вывод, что он специально подготовлен, и передавали его парням, устраивавшим допрос третьей степени. Но я-то ничего не выдам, потому что ничего не знаю, следовательно…

— Мои сыновья, они… — Я неловко ворочал языком. — Они не имеют никакого отношения… Можно мне…

— Никаких писем. Пошевеливайся!

Я, путаясь, натянул на себя одежду. На улице под окном было очень темно и тихо. Аэроамфибия скользила по дороге, интересно, куда и зачем, в такую рань?

— Пошли. — Ближайший эн пинком помог мне сдвинуться с места.

Мы стали спускаться по подгнившим ступеням и вышли на тротуар. Мои легкие наполнил прохладный и влажный воздух. Нас ожидал автомобиль, на его черном боку отчетливо светился люминесцентный символ Корпуса национальной безопасности Крест-с-молнией.

Еще одна аэроамфибия вылетела из-за угла и остановилась. Сквозь туман, застилавший мне глаза, я заметил на ней полицейскую эмблему. Оттуда вышел мужчина.

— Черт возьми, чего тебе здесь нужно? — выпалил капрал.

Вдруг нас окатило газом.

Я сохранил чуточку сознания. Словно наблюдал все издалека. Я видел, как сам я падаю на тротуар. Одному из энов удается выхватить револьвер и выстрелить до того, как он упал, но он промазал.

Надо мной склонился высокий мужчина. Под широкополой шляпой не видно человеческого лица, его закрывал противогаз. Он взял меня за руки и поволок к амфибии. С ним было еще двое.

Мы разогнались по улице и взмыли в небо. Огни Де-Мойна остались позади, и мы оказались в одиночестве среди дружелюбно мигающих нам звезд.

Я не сразу пришел в себя и выплыл из сумеречного состояния, вызванного анестезией. Один из мужчин протянул мне бутылку. Там был ром, который здорово мне помог.

Высокий мужчина, сидевший на переднем сиденье, обернулся ко мне.

— Вы ведь профессор Левизон? — озабоченно спросил он. — Отделение кибернетики Новоамериканского университета?

— Да, — промямлил я.

— Хорошо. — От облегчения он даже присвистнул. — Я боялся, что мы спасли не того. Не то чтобы нам не хотелось спасти всех, вы понимаете, но мы могли использовать в убежище только вас. Наша служба разведки далека от совершенства… нам сообщили, что вас должны задержать этой ночью, но иногда информаторы подводят.

Я по-идиотски спросил:

— А почему именно сегодня? Вы чуть не опоздали. Почему вы не прилетали раньше?

— Сами подумайте, разве вы бы пошли за нами, врагами народа… это при том, что у вас три сына, о которых вы беспокоитесь? — бесстрастно ответил он. — А теперь вам приходится к нам присоединиться. Комитет предупредит ваших ребят и поможет им исчезнуть, но мы не можем спрятать их навсегда. Когда-нибудь Корпус энов их вынюхает. Так что у вас единственный шанс спасти их, так же как и себя, — помочь устроить революцию не позднее, чем через месяц.

— Это вы говорите мне? — выдавил я.

— Ахтману нужен кибернетик. Вы сами все узнаете.

— Слушай, Билл, — в голосе моего соседа слева отчетливо слышался выговор уроженца Запада, — я вот все думаю, — я же в этом деле новичок, — а почему вы используете газ? Я бы этих четырех бугаев уложил из пистолета в четыре секунды.

Мужчина, который управлял аппаратом, усмехнулся.

— Для таких случаев я предпочитаю газ. Эти эны и так уже умерли — они без проблем отдают яйцеголового. Только умирать им приходится подольше.

* * *

Убежище оказалось не чем иным, как Вирджиния-Сити, штат Невада. Я помнил его с тех времен, когда эти места переживали туристский бум, но теперь, в эпоху дефицита и ограничений, когда автомобили были только у функционеров высшего звена, это был город призрак. Осталось несколько бородатых полусумасшедших пеших путешественников, любителей поседеть у костра. Полиция не обращала на них внимания, так как они были безобидными существами, а фермеры относились к ним с подозрением, так как они были не как все, и, следовательно, могли таить в себе угрозу.

Только… когда эти медведеобразные фигуры спускались в подземные помещения, присоединившись к нескольким сотням людей, которые никогда не смотрели на солнце, у них выпрямлялись спины, их голоса приобретали уверенность, и они оказывались членами Комитета восстановления свободы.

На привыкание к местному укладу у меня ушло несколько дней. Как и все, я раньше представлял себе Комитет горсткой безумцев, как и все, я желал, чтобы он имел более серьезную силу. А оказалось, что он во много, много раз сильнее.

* * *

— Вначале нас было всего несколько человек, — сказал Ахтман. — Мне не следует говорить «мы», «нас», потому что мне в то время было всего тринадцать лет, но мой отец был одним из основателей. С тех пор организация выросла, поверьте мне, выросла. Нам принесли присягу около десяти миллионов мужчин, и они только ждут сигнала к выступлению. По нашим оценкам, еще миллионов десять присоединятся к нам, когда восстание начнется, хотя, конечно, без подготовки и организации от них не так много пользы, разве только моральная поддержка.

Это был молодой человек, довольно маленького роста, но гибкий и грациозный, как кошка. Его голубые глаза сверкали из-под светло-русой копны волос. Он ни секунды не мог усидеть спокойно и курил, прикуривая одну сигарету от другой, с того момента, как вставал, и пока не ложился — далеко за полночь.

Только Цинк да несколько его приближенных могли иметь столько сигарет. Ахтман потреблял месячный паек в течении дня. Но подпольщики с радостью отдавали ему свои. Поговорив с ним час, я сделал то же самое. Потому что Ахтман был последней надеждой свободных людей.

— Десять миллионов человек? — Казалось такое количество было невозможно скрыть. — Господи, но как же…

— Наши агенты разговаривают с людьми, обрисовывают различные перспективы… о, осторожно, осторожно, — пояснил он. — Потом наиболее пригодным вводится наркотик, и у них снимается психологический портрет. Если они нам годятся — они в деле. В противном случае… — Он состроил гримасу. — Это, конечно, плохо. Но мы не