нет выбора. В любом случае, если появится хоть малейшая возможность того, что вы с Джеймсом присоединитесь к нам позже, дай мне знать. Я пришлю тебе наш адрес. А пока береги себя и помни, что мы всегда думаем о тебе, любовь моя.

Твоя мама».

Мистер Бенджамин отложил письмо, чтобы ответить на него, и открыл другое, также адресованное его жене. От давней школьной подруги, как он решил – имени он не знал. Второе письмо гласило:

«Хелен, дорогая, я только что увидела твое имя в газете – ты замужем. Как прекрасно! Кто же этот счастливчик? Мы всегда говорили, что ты первая выйдешь замуж, и вот вышла последней. Без мужа пока только Смити, но мы никогда ее и не считали. Мы с Дагом просто умираем от желания увидеть тебя, и теперь, когда мы снова нашли друг друга, я буду ждать от тебя вестей. Сообщи, как только вы с новоявленным мужем соберетесь с силами нанести нам визит. Ждем вас в любые выходные. Дайте нам знать, на каком поезде приедете. Прими мою горячую любовь и поздравления.

Джоани».

Это письмо не требовало ответа, однако господин Бенджамин все равно отложил его, налил себе третью чашку кофе и спокойно выпил, рассматривая рекламу универмага поверх ужасов утренней газеты. Допив кофе, он встал, собрал рекламные проспекты, газету и сказал стоявшей у двери Женевьеве:

– Спасибо, Женевьева, я закончил. Миссис Бенджамин проснулась?

– Я только что отнесла ей поднос с завтраком, мистер Бенджамин, – ответила Женевьева.

– Хорошо, – кивнул мистер Бенджамин. – Я уезжаю в контору на поезде в одиннадцать пятнадцать, Женевьева. Я сам поеду на вокзал и вернусь около семи. Вы с миссис Картер позаботитесь о миссис Бенджамин, пока меня не будет?

– Конечно, мистер Бенджамин.

– Хорошо.

Прихватив бумаги, мистер Бенджамин решительно повернул к лестнице, оставив позади завтрак, кофеварку и совершенно лишенный любопытства взгляд Женевьевы.

Лестница вела прямо к комнате его жены за тяжелой дубовой дверью с латунными ручками и петлями. Ключ всегда висел на крючке рядом с дверным проемом, и мистер Бенджамин в третий раз вздохнул, минуту подержав его, взвешивая, в руке. Он вставил ключ в замок, и после ошеломляющей тишины в первую долю секунды внутри задребезжала посуда, когда его жена отодвинула поднос с завтраком, ожидая визитера. Вздохнув, мистер Бенджамин повернул ключ и распахнул дверь.

– Доброе утро, – произнес он, избегая смотреть на жену и подойдя к окну, из которого открывался тот же вид на сад, как из столовой, на те же самые цветы, на ту же улицу, и на те же ряды домов. – Как вы себя чувствуете?

– Очень хорошо, спасибо.

Глядя на газон под новым углом, мистер Бенджамин решил, что траве требуется стрижка и сказал:

– Нужно позвать того парня, который стрижет газон.

– Я записала его имя в маленькую телефонную книжку, – ответила жена. – Рядом с номерами прачки и бакалейщика. – Звякнула переставленная кофейная чашка. – Давно записала, – добавила она.

– Прекрасный сегодня день, – сказал он, все еще глядя в окно.

– Великолепный. Поедете играть в гольф?

– Я не играю в гольф по понедельникам, – напомнил он, внезапно оборачиваясь.

Как только мистер Бенджамин посмотрел на нее, даже не имея такого намерения, сразу же понял: ничего сложного в этом нет. В утренние часы жена всегда была одинаковой. Для всех в доме она существовала как образ, наполовину состоящий из воспоминаний, а здесь, в комнате, оставалась такой, как обычно, только лишенной всякого влияния на что-либо, и осознать это было тяжело. Иногда она встречала его в синем пижамном жакете, с яйцом на подносе, иногда укладывала гребнями локоны на затылке, не давая им упасть на плечи, иногда сидела на стуле у окна или читала книги, что он привозил ей из библиотеки, но, по сути, она была той же самой женщиной, на которой он женился, и, возможно, той же самой женщиной, которую он когда-нибудь похоронит.

Ее голос, когда она говорила с ним, был тем же, что и в течение многих лет, хотя недавно она приучилась произносить слова тихо и бесцветно; сначала она не хотела, чтобы ее слышали Женевьева и миссис Картер, а теперь просто привыкла – крики на него не действовали, он уходил прочь.

– Есть ли письма? – спросила она.

– Письмо от твоей матери и от некой Джоани.

– Джоани? – переспросила жена, нахмурившись. – Я не знаю никого по имени Джоани.

– Хелен, – раздраженно проговорил мистер Бенджамин, – пожалуйста, перестань так разговаривать.

Она задумалась и снова взяла свою кофейную чашку жестом, который давал понять: она сказала, что хотела, и не намеревалась повторять ни слова.

– Я не знаю ее имени, – терпеливо пояснил он, – но так подписано письмо. Она сообщает, что Смити еще не замужем. Радуется, что ты вышла замуж и приглашает тебя с мужем в гости в ближайшее время.

– Джоан Моррис, – вспомнила жена. – Почему ты сразу не сказал, что письмо от Джоан Моррис, вместо того, чтобы позволить мне… – она замолчала.

– Других писем не было, – веско заявил он.

– Я ни от кого не жду писем, кроме матери.

– Мистер Фергюсон забыл вас, как вы считаете? Или, возможно, бросил столь тяжкий труд?

– Я не знаю никакого мистера Фергюсона.

– Вы так легко отчаялись… Вряд ли это был очень… страстный роман.

– Я не знаю никого по имени Фергюсон, – она говорила тихо, как всегда, и только медленно перемещала кофейную чашку по блюдцу, и с интересом глядя, как тонкая чашка скользит по крошечному тонкому кружку на блюдце. – Не было никакого романа.

Он продолжал говорить так же тихо, как и она, и тоже смотрел на кофейную чашку – слова его звучали почти тоскливо.

– Вы слишком легко сдались, – сказал он. – Стоило мне произнести одно-два слова, и бедного мистера Фергюсона бросили. Похоже, он уже не так дерзок в своих попытках освободить вас. – Он помолчал. – Кажется, уже почти неделю не было писем.

– Я не знаю, кто пишет эти письма. Я не знаю никого по имени Фергюсон.

– Возможно, так и есть. Возможно, он увидел вас в автобусе или в окне ресторана, и с того волшебного момента посвятил вам свою жизнь; возможно, вам даже удалось бросить записку в окно, или Женевьева прониклась к вам жалостью… а меховое манто она получила за услуги, за помощь в вашем романе?

– К чему мне мех? – пожала плечами миссис Бенджамин.

– Это был подарок от меня, не так ли? Вам будет приятно узнать, что Женевьева пришла прямо ко мне и предложила вернуть меховое манто.

– Полагаю, вы его