— Совершенно верно, и, возможно, вы сможете мне помочь. Но сначала скажите, чем вы занимались несколько минут назад?

И он указал на жаровню, где дотлевали угли.

— А вы шпионили за мной? Впрочем, неважно. Я просил духов моего народа отвести Элоди в великую страну мертвых.

— Мне показалось, что вы спали.

— Вдыхая запахи целебных трав, человек может погрузиться в промежуточный мир, где его душа вступает в общение с богами. Мой отец был не только вождем, но и шаманом, иначе говоря, священником и целителем. Вы называете таких людей колдунами.

— Мне показалось, в вашей речи чаще всего повторялось слово «глуск»; что оно означает?

— Глускабе — это великий воин из мира богов, наш герой-покровитель.

— То есть, вот эта уродливая фигурка?

— Нет, это не его изображение, это чудесная лягушка, она остановила воду, стекавшую с неба на землю. Когда герой был побежден, его дух вселился в нее. Чудесная лягушка может предвидеть будущее.

Николя позволил себе усомниться.

— Так, значит, вам было откровение? — насмешливо спросил он.

— Священная лягушка поведала о моей скорой гибели. Только сын камня сможет спасти меня, — равнодушным тоном произнес индеец.

Лицо его по-прежнему хранило невозмутимое выражение.

— А вы, случайно, не знаете, о каком камне идет речь?

— Увы, нет! Хотя, мне, разумеется, хотелось бы растолковать это пророчество. Но в моей власти только получить предупреждение. Такова участь всех Кассандр!

— Не бойтесь, правосудие защищает тех, кто идет честным путем. Кстати, что вы скажете, если я сообщу вам, что в ту ночь, когда, по вашим словам, вы крепко спали, свидетель утверждает, что вы ходили по комнате, и он слышал ваши шаги?

— Я бы сказал, господин комиссар, что форма вашего вопроса естественным образом требует от меня ответа. В этом нет ничего невозможного, ведь кто-то же украл у меня одежду.

Ответ, данный незамедлительно, похоже, вполне удовлетворил Николя. Наганда смотрел сурово, говорил уверенно, а в движениях его не чувствовалось ни затруднения, ни стеснения. Настоящая статуя, отлитая из бронзы.

— Оставляю вас наедине с вашим пророчеством, — проговорил Николя. — И запираю дверь, но не потому, что не доверяю вам, а исключительно из соображений вашей безопасности. Имейте терпение, истина, в конце концов, отыщется. Если вы невиновны, вам ее бояться нечего.

Спускаясь вниз, Николя едва не столкнулся с темной массивной фигурой. Это был доктор Семакгюс, поднимавшийся по лестнице с такой энергией, словно шел на абордаж; в сумраке доктор не узнал Николя.

— Послушайте, Гийом, куда вы так торопитесь? Похоже, вы решили взять эту лестницу штурмом!

— Черт возьми, — возмущенно отозвался Семакгюс, — когда друг зовет меня, я всегда лечу к нему на помощь. Бурдо передал мне ваше послание. Я выехал из Вожирара на рассвете. На улице Монмартр, где я перебудил и перепугал всех слуг и домочадцев, господина комиссара не оказалось, но мне сообщили его новый адрес, и вот я здесь. А тут нет ни одного окна, и разглядеть можно разве только вашу серую шляпу.

— Идите сюда, — произнес Николя, вталкивая друга в свою клетушку.

Николя пришлось сесть на кровать, ибо табурет в комнате был только один. Понимая, какой оборот принимает дело, комиссар не стал скрывать, что самые высокопоставленные особы королевства заинтересовались происходящим в доме Галенов, и подробно описал загадочные события истекшей ночи: летаргию Наганды, а, главное, ужасный припадок Мьетты.

— Если бы я не знал вас так хорошо, — произнес Семакгюс, — и не был бы уверен в вашей приверженности идеям разума и просвещения, я бы подумал, что сказочные чары вашей родной Бретани ударили вам в голову.

Вздохнув, он покачал головой и продолжил.

— А еще… Слушая ваш рассказ, я вспоминал явления, кои мне довелось наблюдать во время службы на королевском флоте. В наших факториях Юго-Восточной Азии и Африки я видел весьма захватывающие зрелища, подобные тому, о каком вы мне только что сообщили. Помните добрейшую Аву? Вы сами раз двадцать мне рассказывали, как она во время припадка напророчила смерть моего верного Сен-Луи[41]. Что я могу вам ответить? Прежде всего, мне необходимо осмотреть эту служанку. И тогда, полагаю, вся эта чертовщина хотя бы немного, но прояснится!

— Предоставляю вам полную свободу действий. Сейчас она лежит наверху, у себя в комнате, и при ней дежурит кухарка.

Они вернулись в мансарду. Вжавшись в стену, Мари Шафуро молилась, перебирая четки, и после каждой молитвы целовала крестик. Николя попросил ее выйти. Семакгюс подошел к вытянувшейся на кровати девушке и начал ее осматривать. Пощупав пульс и приподняв веко, он раздвинул ей ноги. Затем Николя увидел, как он приподнял рубашку, и остановился в задумчивости. Постояв немного, хирург взял Николя под руку и повлек его к двери; увидев кухарку, он пригласил ее вернуться на свой пост. На полном сангвиническом лице Семакгюса играла усмешка, в глазах прыгали задорные искорки.

— Николя, что вы мне голову морочите с вашими девственницами? Знаете, что случилось с бедняжкой? У нее начались родовые схватки.

Семакгюс стукнул кулаком по собственной ладони. А так как Николя, похоже, не понял его, он повысил голос почти до крика:

— Беременна, она беременна, по крайней мере уже пять месяцев!

Уже немного мне говорить с вами,

Ибо вот идет Сатана, князь мира сего.

Евангелие от Иоанна, 14, 30

Глядя на изумленную физиономию Николя, Семакгюс радостно потирал руки. Комиссар попытался подвести итог:

— Итак, обе молодые девушки в доме были беременны. Одна погибла при пока еще невыясненных обстоятельствах, а другая, либо не знавшая о своем положении, либо скрывшая его, впала в состояние…

Он задумался, подбирая верное слово.

— … состояние, плохо поддающееся определению, причины которого до сих пор никому не удалось объяснить.

— Зачем вы порете эту чушь? — произнес корабельный хирург, посерьезнев. — Вы прекрасно умеете находить определения. Нет таких явлений, которые нельзя было объяснить. Ваша служанка не порхает под потолком и не летает по комнатам, словно привидение!

— Но в жизнеописаниях святых…

— Ага! Я опять вижу перед собой бретонца и приемного сына каноника! Надеюсь, вы не станете в качестве аргументов рассказывать мне сказки, которые так любят добрейшие старушки и почтенные кюре. Даже к фактам, на первый взгляд необъяснимым, я подхожу с совершенно иной стороны. Мы, доктора медицины — если, конечно, я могу претендовать на сие звание, каковое некоторые у меня оспаривают[42]— издавна имели возможность наблюдать подобные приступы у людей неотесанных или не слишком умных — вроде вашей замарашки. Так что назовем вещи своими именами: ваша пациентка страдает от истерии, припадки которой в прошлом принимали за одержимость злым духом.