— Посмотри на него, — настаивала Фензиле. — Он — мужчина, Асад, и сын, каким мог бы гордиться любой правоверный. Не самое ли для него время препоясаться саблей и ступить на корму одной из твоих галер?

— Она права, о отец мой! — взмолился Марзак.

— Что? — рявкнул старый мавр. — Уж не хочешь ли ты участвовать в схватке с «Испанцем»? Что знаешь ты о морских сражениях?

— А что он может знать, когда родной отец не удосужился ничему научить его? — парировала Фензиле. — Уж не насмехаешься ли ты, о Асад, над изъянами, которые есть не что иное, как естественный плод твоих собственных упущений?

— Тебе не вывести меня из терпения, — проворчал Асад, явно теряя таковое. — Я задам тебе только один вопрос: как, по-твоему, может ли Марзак принести победу исламу? Отвечай!

— И отвечу: нет, не может. А пора бы. Твой долг — отпустить его в это плавание, дабы он мог обучиться ремеслу, которое ждёт его в будущем.

Асад на минуту задумался.

— Пусть будет по-твоему, — медленно проговорил он. — Ты отправишься с Сакр аль-Баром, сын мой.

— С Сакр аль-Баром? — в ужасе воскликнула Фензиле.

— Лучшего наставника для него я не мог бы найти.

— Твой сын отправится в плавание как чей-то слуга?

— Как ученик, — поправил Асад, — А как же иначе?

— Будь я мужчиной, о фонтан души моей, — проговорила Фензиле, — и имей я сына, никто, кроме меня, не был бы его наставником. Я бы вылепила из него своё второе я. Таков, о возлюбленный господин мой, твой долг перед Марзаком. Не поручай его обучение постороннему, особенно тому, кому, несмотря на твою любовь к нему, я не могу доверять. Возглавь этот поход, а Марзак пусть будет твоим кайей.

Асад нахмурился.

— Я слишком стар, — возразил он. — Два года я не выходил в море. Как знать, возможно, я уже утратил искусство побеждать. Нет, нет. — Он покачал головой, и облачко грусти тронуло его суровое лицо, — Командир теперь Сакр аль-Бар, и если Марзак пойдёт в плавание, то только с ним.

— Господин мой… — начала было Фензиле, но тут же остановилась. В комнату вошёл невольник-нубиец и доложил паше, что Сакр аль-Бар прибыл в крепость и ожидает приказаний своего господина во дворе. Асад сразу встал и, как ни пыталась Фензиле удержать его, нетерпеливо отмахнулся от неё и вышел.

Она смотрела ему вслед, и в её прекрасных глазах закипали слёзы гнева. Асад вышел на залитый солнцем двор, и в полутёмной комнате воцарилась тишина, нарушаемая только отдалёнными переливами серебристого смеха младших жён паши. Эти звуки раздражали и без того натянутые нервы старшей жены. Фензиле с проклятиями поднялась с дивана и хлопнула в ладоши. На её зов явилась обнажённая по пояс негритянка с массивным золотым кольцом в ухе, гибкая и мускулистая, как борец.

— Вели им прекратить этот визг, — резко приказала Фензиле, — и скажи, что если они ещё раз потревожат меня, я велю их высечь.

Вскоре после ухода негритянки смех смолк: младшие жёны с большей покорностью подчинялись распоряжениям Фензиле, нежели распоряжениям самого паши.

Немного успокоившись, она подвела сына к резной решётке, сквозь которую был виден весь двор. Стоя рядом с Сакр аль-Баром, паша рассказывал ему о вести, привезённой мориском, и давал соответствующие указания.

— Как скоро сможешь ты выйти в море? — закончил он.

— Как только того потребует служба Аллаху и тебе, — не задумываясь, ответил Сакр аль-Бар.

— Хорошо сказано, сын мой. — Асад, окончательно побеждённый готовностью корсара, ласково положил руку на его плечо. — В таком случае отправляйся завтра на восходе солнца. Времени на сборы тебе вполне хватит.

— Тогда, с твоего позволения, я сейчас же пойду распорядиться, — заспешил Сакр аль-Бар, хотя необходимость выйти в море именно сейчас несколько встревожила его.

— Какие галеры ты возьмёшь?

— Против одной испанской? Мой галеас прекрасно справится с ней. С одним судном мне будет легче укрыться в засаде, чем с целой флотилией.

— О, ты столь же мудр, сколь отважен, — одобрил Асад. — Да пошлёт тебе Аллах удачу!

— Мне можно удалиться?

— Подожди немного. Дело касается моего сына Марзака. Он уже почти мужчина, и ему пора начать служить Аллаху и государству. Я хочу, чтобы ты взял его в плавание своим лейтенантом и так же наставлял его, как я когда-то наставлял тебя.

Сакр аль-Бару желание паши доставило так же мало удовольствия, как и Марзаку. Зная, как ненавидит его сын Фензиле, он имел все основания опасаться осложнений, если план Асада осуществится.

— Как ты когда-то наставлял меня? — произнёс он с притворной грустью. — Не отправиться ли тебе вместе с нами, о Асад? В исламском мире нет равного тебе. С какой радостью встал бы я вновь рядом с тобой на носу галеры, как в тот день, когда мы брали на абордаж «Испанца».

Асад внимательно посмотрел на корсара.

— Ты тоже просишь меня выйти в море? — спросил он.

— А тебя уже просили об этом?

Природная проницательность не подвела Сакр аль-Бара, и он сразу всё понял.

— Кто бы то ни был, он поступил хорошо, но никто не мог бы желать этого более горячо, чем я. Ведь никто лучше меня не познал радость битвы с неверными под твоим предводительством и сладость победы, одержанной у тебя на глазах. Так отправляйся же, о господин мой, в славный поход и сам будь наставником своего сына — ведь это самая высокая честь, какой ты можешь его удостоить.

Прищурив орлиные глаза, Асад задумчиво поглаживал седую бороду.

— Клянусь Аллахом, ты искушаешь меня.

— Дозволь мне сделать большее.

— Нет, не надо! Я стар и слаб, кроме того — я нужен здесь. Не пристало старому льву охотиться за молодой газелью. Не растравляй мне душу. Солнце моих подвигов закатилось. Пускай мои питомцы, воины, которых я воспитал, несут по морям моё имя и славу истинной веры.

Взгляд паши затуманился. Он опёрся о плечо Сакр аль-Бара и вздохнул.

— Не скрою, твоё предложение заманчиво. Но нет… Моё решение неизменно. Отправляйся без меня. Возьми с собой Марзака и привези его обратно целым и невредимым.

— Иначе я и сам не вернусь. Но я верю во Всеведущего.

На этом Сакр аль-Бар удалился, постаравшись скрыть досаду, вызванную как самим плаванием, так и навязанной ему компанией. Он отправился в гавань и приказал Османи готовить к выходу в море большой галеас, доставить на борт пушки, триста рабов на вёсла и столько же вооружённых корсаров.

Асад вернулся в комнату, где оставил Фензиле и Марзака. Он пришёл сказать, что уступает их желанию, что Марзак пойдёт в плавание и таким образом будет иметь полную возможность показать, на что он способен.

Однако вместо прежнего нетерпения его встретил плохо скрытый гнев.