– Ты в порядке? – спросил он.

Я кивнула и спасла ломтик жареной картошки от массового уничтожения кетчупом. Весь день наше «мы» тормозило – разговор не клеился, перемежаясь долгими паузами, после которых мы вдруг начинали говорить одновременно («Нет, давай ты, нет, ты говори»). Что со мной не так, я знала: я каждую секунду ожидала, что меня утянет во временнýю воронку. А вот в чем дело с Томасом, я понять не могла: он был какой-то дерганый с тех самых пор, как вышел из моей комнаты в воскресенье. Мы ели молча, пока порыв ветра не бросил запах разогретого уксуса прямо мне в лицо. Я поперхнулась и поймала на себе взгляд Томаса.

– Ну вот что, всезнайка, – сказал он, вставая. – Подожди.

Он скрутил пустой полистироловый контейнер, закапав уксусом все одеяло, и побежал с ним через дюны.

– Ты куда? – крикнула я ему вслед, нагнувшись, чтобы видеть, как он сбегает по тропке на пляж.

– Сюрприз, – услышала я. Перед тем как свернуть за угол и исчезнуть из виду, Томас в прыжке запулил контейнером в мусорную корзину с торжествующим «йессс!»

Сидя в ожидании, я смотрела на море. Вернее, на его отсутствие: с нашей дюны виднелся только плоский мокрый песок, тянувшийся чуть ли не до горизонта. Где-то там, недоступное глазу, плещется Северное море. В детстве я грустила при виде такого сильного отлива: мне хотелось бежать много миль прямо в горизонт, пока я тоже не стану невидимой. Если бежать и бежать в пустоту, можно ли от всего убежать? От Грея, от тоннелей во времени, от себя?

На берегу появился Томас – он уже шел к дюне, махая руками в воздухе. От этого мне сразу захотелось остаться. Увидев, что я его заметила, он сложил руки рупором и что-то прокричал.

– Что? Я тебя не слышу, – проорала я.

Он театрально пожал плечами и побежал дальше, не останавливаясь, пока не оказался ярдах в пятидесяти. Обхватив колени, я смотрела, как он буравит ногой влажный песок. Через несколько секунд я поняла, что он пишет, улыбнулась и, подхватив наши сумки и одеяло, сбежала по склону дюны. Когда я подбежала к Томасу, он уже написал лучшее уравнение, какое мне доводилось видеть.

X2

Так Грей называл нас в детстве. «Так-так, – говорил он, когда я входила в комнату, а если за мной шел Томас, то дед добавлял: – Так-так, проблема в квадрате». Мы это сразу подхватили и говорили, затевая какую-нибудь шкоду. Вода уже заливала написанное, но Томас стоял, не отрывая ноги от хвостика цифры 2. Джинсы промокли до колен, волосы курчавились от соли и влажности, очки забрызганы мелкими каплями.

Я поковыляла к нему по мокрому песку, но он отодвинулся – едва заметно – и сунул руки в карманы, немного сгорбившись.

– Страшно по-взрослому, – сказала я, показывая на формулу. – Спасибо.

– Рад стараться, – отозвался он преувеличенно официально.

– У тебя на ноге водоросль, – сообщила я.

Он мотнул кроссовкой, и морской укроп подлетел в воздух. Томас поймал его и изумленно уставился на свою руку.

– Притворимся, что я на самом деле такой ловкий, – произнес он и повязал водоросль на ремень моей сумки. – Ну вот, теперь ты русалка.

Возникла пауза. Я что-то упускаю.

– Что ты… – начала я, и одновременно заговорил Томас:

– Слушай… Ох, опять мы то же самое!

– Ну, говори.

– Прежде чем я это скажу… – начал он и покрутил ногой в воздухе, указывая на Х2. – Мы же всегда были друзьями, верно? Так вот, я обещаю, что так всегда и будет. Я нашей дружбы не брошу. Давай я с тобой откровенно, и ты со мной откровенно. Уговор?

– Гм, ладно. – Я потыкала песок кроссовкой. Под подошвой хлюпало. Я явно что-то пропустила насчет нас с Томасом и сегодняшнего вечера.

– Нед требует, чтобы я признался… Тоже мне, старший брат-защитник… – Томас с большим фасоном показал кавычки, но я не улыбнулась. Несмотря на съеденную горячую картошку, в животе будто оказался кусок льда.

– Ты о чем? Причем тут Нед? – Голос у меня вдруг стал тихим и тоненьким.

– Он узнал… Понимаешь… Я кое о чем не говорил… Насчет лета… Нед узнал несколько дней назад, и когда вчера утром он застал меня на выходе из твоей комнаты, то велел тебе сказать, пока еще ничего не было.

– О чем?

– Я не буду жить в Холкси. Когда мать вернется в Англию, мы не поселимся в нашем старом доме.

– А где? В Бранкастере? – Вопрос был глупый – Томас не стал бы так нервничать, переезжая в пределах десяти минут езды на велосипеде.

– В Манчестере. – Томас сунул руки поглубже в карманы и посмотрел на меня. Х2 между нами таяла на глазах, расплываясь на мокром песке. Вскоре она исчезнет, будто ее и не было. – Но это не очень далеко, туда поезда ходят…

– Часов пять переться, – наугад сказала я. Манчестер на другом конце страны, а Холкси никогда не была крупным транспортным узлом. Тут до Лондона добираться на автобусе и пригородном поезде, а до остановки еще и на велосипеде ехать.

– Четыре с половиной, – поправил он. – С тремя пересадками. Я узнавал.

– Расписание поездов узнавал, а мне не говорил? – не поняла я. – Поэтому твоя мама постоянно названивает? У нее что, поменялись планы?

– Черт. – Томас ссутулился, сдувая кудряшки со лба. – Черт. Слушай, я тут вообще ни при чем. Мать получила работу в Манчестерском универе, все готово, только переехать оставалось к сентябрю. Затем я получил твой имей и подумал – может, поживу хоть немного дома? Все это, – он обвел рукой луну, море, песок и меня с моими легкими, внезапно оставшимися без кислорода, – только до конца лета.

– Ты мне врал? – У меня мелькнула мысль, что и я ему солгала, но я ее подавила. То было недоразумение, единичный случай, и сравнивать нельзя. – Столько раз я заводила разговор о школе и о том, что ты вернулся и снова будешь рядом, а ты и словом не обмолвился?

– Ну, так вышло… – Он ковырял ногой песок. – Слушай, я не горжусь своим поведением. Но когда я только приехал, ты дичилась, и я понял – если скажу тебе, что вернулся ненадолго, ты вообще не станешь со мной разговаривать. У нас не было бы шанса снова стать друзьями.

Он считает это дружбой? Ну вот, снова ситуация пятилетней давности подъехала!

– Когда? – спросила я.

– Что когда?

– Всё когда! Когда ты собирался мне сказать и когда ты уезжаешь в Манчестер?

– Через три недели.

Перед глазами поплыли звезды. Все это время, все время я пыталась понять прошлое, а оно возвращается и повторяется. Томас у-ез-жа-ет! И даже не сказал об этом.

Мне хотелось заорать так, чтобы распугать криком тучи и заставить луну свалиться обратно за горизонт. Я так не могу. Время движется слишком быстро: не успеешь оглянуться – уже зима, не успеешь глазом моргнуть – на тебе, весна, которой на пятки наступает лето, уже наполовину пролетевшее, и Томас уезжает – снова! – и все меня бросают – мама, Грей, Нед, Джейсон, Томас. Грей, Грей, Грей. Я опустилась на колени, не в силах нормально дышать. Мне нужен временнóй тоннель, и немедленно…