На столе лежал альбом, рядом огромная коробка карандашей с запорожцами на крышке, всё прибрано, всё на местах.

Герман держал в руках второй альбом, распахнутый, и рассматривал рисунок. Тонечка подошла и тоже заглянула.

…Над рекой плыли воздушные шары – много. Они были огромными, весёлыми и невесомыми! Их огромность и выпуклость чувствовалась так, что Тонечке показалось, будто она слышит сипение газовой горелки! Храм на том берегу реки едва угадывался и словно скреплял небеса и землю.

– Мы вчера видели, – одними губами сказала она Герману. – Воздушные шары над обрывом.

Он с изумлением посмотрел на холмик из одеяла, под которым спал мальчишка.

– Может, он гениальный художник?..

Тонечка радостно покивала: пожалуй, так оно и есть!

Они аккуратно перевернули страницу.

И увидели странное существо, похожее одновременно на собаку и крошечного тонконогого оленя. У существа были влажные глаза, кожаный нос и раскинутые почти прозрачные уши. Оно смотрело вопросительно и как будто немного с обидой.

Оттого, что всё это было нарисовано карандашами, цвета казались приглушенными, неяркими и от этого особенно естественными.

– Представляешь, – прошептала Тонечка. – Это мальчишка из детдома всё нарисовал! Его нужно учить, Саш.

Герман закрыл альбом, аккуратно вернул его на место и погладил Тонечку по голове.

– Ты хороший человек, Тоня, – сказал он с тоской.

…Ему слишком много предстоит ей объяснить! Слишком многого она о нём не знает, и это пугало его и мучило, а он не привык страдать и бояться.

…И вот ещё: он не собирался посвящать в подробности своей жизни никого и никогда. Этих подробностей никто не должен узнать, даже самые близкие! Впрочем, о родителях речь не шла, а других близких у него не было. Таких, с которыми имеет смысл обсуждать жизнь!..

Тонечка тоже не должна узнать, но всё сложилось так, что ей придётся. И что будет с ней, с ними обоими после этого, он не знал.

Между тем его жена растолкала мальчишку и велела собираться на завтрак.

Тот сидел на постели, завернувшись по шею в одеяло, с ошарашенным видом и таращил сонные глаза.

– Ты всю ночь рисовал, что ли? – спросила Тонечка. – Вот я не понимаю этой моды – сидеть по ночам! Настя по ночам текст учит, Данька читает, этот рисует! Что хорошего?

– Не, я не всю, – пробормотал Родион, который залёг на кровать, только когда за окнами стало сереть и подниматься небо, стало быть, часа два назад.

– Нам очень понравились шары, – сказал Герман в дверях.

– И собака, – поддакнула Тонечка.

Родион просиял, даже спутанные волосы надо лбом зашевелились.

– Что, правда?

Взрослые смотрели на него как-то странно, жалостливо, что ли. Он не понимал, почему. Сейчас, сию минуту, его жизнь была прекрасна и ослепительна – он рисовал, вкусно ел, спал в своей собственной комнате, совершенно один, без соседей! Да ещё вчера Александр Наумович сказал, что договорился с директрисой и он до конца каникул может побыть у них! А там… Там посмотрим! Может, они не знают, когда каникулы заканчиваются! И он тогда ещё побудет.

И порисует, и поест.

И посмотрит на красивую Настю… И её нарисует тоже.

Они вышли из номера все втроём, как будто у них семья, мама, папа и сын, и Родиону вдруг захотелось нарисовать семью. Не взрослых и ребёнка или нескольких детей, а – семью. Чтоб было понятно, что они вместе, и будут вместе всегда, и это их единственное возможное и правильное положение.

И он стал думать, как нарисовать так, чтоб было понятно про семью.

Пухленькая горничная в сером форменном платье попалась им навстречу. Родион взглянул и отвёл глаза – по какой-то непонятной чистоплотности он стеснялся в присутствии таких девиц почти до слёз. Платье было девушке маловато, полные ножки в сетчатых чулках слишком выставлены, бюст слишком поднят, губы слишком сочны.

Она обстреляла глазами всех троих и улыбнулась Герману.

– Я могу у вас убраться?..

– Да, конечно, – на ходу сказала Тонечка.

Родион посмотрел на неё, заметила или нет, как девица улыбалась её мужу?

Тонечка была безмятежно спокойна, и Родион понял, что ничего она не заметила.

Он был человеком исключительно опытным – в детдоме воспитательницы то и дело смотрели сериалы про любовь и измены – и знал, что вот такие, с ногами и губищами, всегда уводят чужих мужей. Он не хотел, чтобы у Тонечки увели мужа, и решил, что должен её защищать и быть бдительным.

Тут он подумал, что не знает, какая жена у его дядьки, вдруг противная?.. И вдруг она не захочет, чтоб Родион с ними жил? И придётся возвращаться в детдом! Правда, всего на год, там ему стукнет восемнадцать, и он получит государственную квартиру…

И ещё он подумал, как приедет к Тонечке и Саше в Москву – вот они удивятся!.. И Настя, скорее всего, удивится тоже…

Завтрак был по-прежнему шикарный, всего полно. Родион никак не мог понять, почему люди приходят и жеманятся – едят листик салата и ложку творога, когда можно съесть сколько угодно и никто не остановит!..

Вот, например, Тонечка! Взяла прозрачный ломтик копчёной рыбы, несколько кусочков вонючего сыру и воды с лимоном! А рядом и колбаса, и сосиски, и блинчики, и жареная картошка – да, да! – и оладьи, и буженина, и омлет! И повар в колпаке жарит яичницу, прямо здесь же!.. И можно подойти и сказать…

– Мне с ветчиной и сосисками, – сказал он солидно.

Повар, должно быть, года на три старше его, поднял глаза и уточнил:

– Из двух яиц? Или из трёх?

…Что за вопрос, конечно, из трёх!..

– Как ты думаешь, он всё это съест? – спросил Герман, наблюдавший за мальчишкой издалека. На тарелке у того уже была огромная гора.

Тонечка оглянулась:

– Пф-ф-ф! – фыркнула она. – Он три раза по столько съест, вот увидишь!

Позвала официанта и попросила:

– Поставьте, пожалуйста, ещё два прибора, сейчас обезьяны прискачут.

– Обезьяны? – уточнил официант, и они улыбнулись друг другу.

Вскоре явились Настя и Даня – Родион в это время ел, сгорбившись над тарелкой, как кот над пойманным мышом, зорко глядя по сторонам, чтоб не отняли.

– Приятного! – провозгласила Настя. – Мам, привет, дядь Саш, привет! Здравствуй, Родион.

Родион покивал с набитым ртом.

– Можно мы позавтракаем? – спросил вежливый Даня. – И можно я чаю закажу? С марокканской мятой?

Настя взяла свежих огурцов, холодную куриную ножку и стакан свежевыжатого сока – апельсин и грейпфрут.

Даня взял пшённую кашу в горшочке и горстку салатных листьев на отдельной тарелке.