Хуан помялся немного, провел рукой по жестким волосам.

– Понимаете! Развод оставил бы мать без всего. Все, что у нас есть, все в Мексике.

– Хорошо, Хуан! Кто стрелял?

– Я!

Вайс и Шелестов переглянулись. Пришло время удивляться и им.

– Да, стрелял я! Днем, я позвонил отцу на работу и попросил его срочно переговорить со мной по важному для меня вопросу. Он разрешил мне приехать к нему на Ленинский проспект, но только после одиннадцати вечера. Мы с Марио приехали, и он позвонил в дверь. Я предварительно навернул глушитель на винтовку, дослал патрон, снял с предохранителя и спрятал ее за спиной. Марио встал у лифта. Отец открыл дверь, увидел меня, повернулся ко мне спиной и пошел по коридору. Я достал винтовку и выстрелил навскидку ему в голову, в затылок. Расстояние было не более трех-четырех метров. Отец упал, и мы ушли.

– Вы с Марио заходили в квартиру отца? Что-нибудь, взяли?

– Я не заходил, заходил только Марио. Он забрал из спальни у отца серебряную фамильную зажигалку, которую тот привез для своей актрисы, в качестве подарка. Марио просто помешан на этих зажигалках.

– И все?

– Все!

– Ясно! – Вайс встал и прошелся по узкой камере, заложив руки за спину.

– А как вы догадались проделать дыру в стальной сетке стены?

– Ааа, это! Да, все очень просто. Марио как-то заметил, что в самом углу стены, что вплотную примыкает к дому, снаружи, образовался огромный сугроб, где дети африканских дипломатов вырыли пещеру. Мы ночью приехали к дому, аккуратно кусачками проделали дыру и все снова засыпали снегом.

– А расстояние от угла дома до подъезда вы прошли открыто? Там же пост милиции напротив!

– Ну и что! Марио уговорил знакомую проститутку отвлечь милиционера. Пока она с ним разговаривала, Марио саперной лопаткой быстро разгрёб снег, я кусачками проделал дырку, мы быстро зашли в подъезд, поднялись к отцу, я выстрелил, Марио забрал зажигалку, мы вышли и снова ползком выбрались через дыру, и снова все засыпали снегом.

– И нигде никого по пути не встретили?

– Нет! Так ведь поздно уже было!

– А винтовку, прямо вот так, открыто несли?

Шелестов даже подскочил от удовольствия поделиться догадкой.

– А они ее в тубус положили, она как раз там помещается по размеру! – с улыбкой подсказал Антон.

– Точно! А вы откуда это знаете! – Хуан явно был озадачен.

– А готовились к убийству они дома, и винтовку смазывали оружейной смазкой, чтобы не подвела, тоже дома, так? – продолжал Шелестов.

Парень кивнул головой и почему-то посмотрел на свои дрожащие ладони. Вайс с интересом взглянул на Антона.

– Это невероятно, но они вощёную бумагу со следами смазки просто бросили в помойное ведро. А один маленький обрывок, видимо случайно, в ведро не попал, а залетел на пол шкафчика, в самый угол, я там его и нашёл. Запах оружейного масла я не спутаю ни с чем, большой опыт имею.

Хуан пожал плечами.

– И еще, Хуан! Кто из вас обработал коврик перечной смесью у двери, чтобы собака след не взяла? – продолжил он, не обращая внимания на вопрос.

– И это вы узнали! – искренне удивился Хуан. – А Марио гарантировал, что это средство через три часа улетучиться!

– Верно, говорил Марио! Но, есть одно обстоятельство! Он не знал, в какой пропорции эту смесь смешивать, поэтому собака просто пару раз фыркнула и взяла след. Ваша самопальная присыпка улетучилась, видимо, через час. К тому же, там столько народа топталось, что остатки этой смеси разнесли по всему дому.

– Вот так, все просто! – следователь остановился напротив Шелестова. – Хуан! – затем продолжил он, – Но ведь получается, что твоя мать заранее знала, что твой отец лишит ее имущества и денег при разводе! И винтовку она выбрала необычную, мелкокалиберную, то есть маленькую, и глушитель ей изготовили в ФРГ, и привезла она это все в Москву за три месяца до убийства! Значит, знала?

– Я думал над этим! – юноша сложил руки на груди крест – накрест и опустил голову. – И я понимаю, какой будет следующий вопрос! Кто организатор убийства? Верно? – Хуан медленно поднялся и подошел к Вайс. – Я! Это я предложил матери и Марио избавиться от отца, потому что последние несколько лет он вообще нами не занимался, избегал даже просто поговорить со мною, со всеми нами. Мама даже стала подыскивать себе работу.

Клофелинщицы.

В восемь часов утра, звонка Оксаны Антон никак не ждал.

– Привет, – легко сказала она.

Так легко, словно ничего не было. Ни встречи её с Анной в больничной палате, ни его полусознательного состояния после аварии, ни длинного шрама от вырванной кожи пулей, выпущенной преступниками. В общем, последняя встреча была, как говорится «не фонтан».

– Здорово, – ответил он нарочито грубо. Она не обратила внимания.

– Как поживаешь?

– Просто отлично.

– Я рада за тебя. Ты не хочешь встретиться?

– А, надо? Как Василий? – спросил он.

– Нормально, – ответила она. Слышно было очень хорошо. Как будто весь город замолчал, чтобы дать им поговорить.

– Давай встретимся, – вздохнул он; проклятый алкоголь мешал найти причину для отказа, путал мысли, тревожа их в уголках сознания.

– Завтра? – предложила она.

– Послезавтра, – решил он, зная, что синяки и царапины у него проходят быстро. – У меня не слишком товарный вид.

– А то я раньше не видела тебя таким!

– Ну, было, пару раз, давно.

– Что-то случилось?

– Нет, я сам «облажался»34. Бывает.

– Бывает, – повторила она с ноткой ностальгии; с чего бы это? – Так, когда, в больнице?

– Я позвоню, – помешкав, он просто бросил трубку.

Как сказала одна не закомплексованная знакомая Антона: «Я считаю, что утром должны вставать только две вещи: мужской член и солнце». Хорошо сказано! Ёмко! Жизненно!

Шелестов резво вскочил, быстро провёл утренний моцион, и выскочил на улицу, доедая бутерброд с куском красной рыбы. Мама позаботилась, кто ж ещё!?

А на улице лило как из ведра. Большие лужи покрытые весело лопающимися пузырями от дождя. Ноги мгновенно стали мокрыми. Струйки воды побежали по лицу и за шиворот.

До угла дома, где располагался магазин «Ткани», Шелестов добежал за пять минут. Не сбавляя скорости, спринтовски вскочил на заднюю площадку троллейбуса и, переводя дыхание, встал у окна, держась за стойку.

– Надо было зонт взять, тогда бы не промок! – запоздалая мысль не огорчила, Антона, а скорее, развеселила.

Он задумался об утреннем звонке Оксаны, и вообще об их отношениях. Ни он, ни она не относились к той категории людей, которые озабочены качеством отношений. Антону приходилось встречаться с такими девушками-актрисами.

Они со знанием дела делают вид, что их интересует работа, творчество какое-нибудь, а на самом деле главное в их жизни – вступить в сложные межличностные отношения, обязательно встретить «настоящую любовь», найти «свою половинку», позаниматься любовью и душевным онанизмом. Они упоённо и творчески играют во всевозможные эмоциональные игры – ревность, обиды, взаимопонимание, расставания, примирения, выяснения типа «а-ты-меня-любишь? Тогда докажи!» Они обожают принимать «окончательные» решения, писать прощальные письма, красиво уходить и, неожиданно, красиво возвращаться. При этом, эти девушки – красавицы никому не хотели сделать больно, они просто хотели, чтобы их отношения с мужчиной выглядели «не как у всех».

Оксана была другой. Она была настоящая, и она не играла. Она говорила, что каждый ищет в жизни того, с кем ему хорошо и уютно… И тогда неважно, какой у него цвет глаз, цвет волос… Важно, какое место ты занимаешь в жизни этого человека.

С другой стороны, тот скандал, который она устроила ему после случайной встречи с Анной в больнице, надолго отбил желание с ней вообще поддерживать какие-то отношения. Теперь она напомнила о себе снова…

– Остановка «Кинолюбитель»!-торжественно сообщил магнитофон вместо водителя, приятным женским голосом. На заднюю площадку зашли бабушка с внуком. Усевшись на сиденье лицом к Антону, изрядно промокший внук громко чихнул, вытирая рукой выступившие слёзы.

Бабушка учит внука хорошим манерам:

– Когда чихаешь, прикрывай