Основные силы гуннов оставались в низовьях Дуная во времена правления Льва I и Зенона, но они уже не грабили римские провинции; некоторые гунны, как Эрнак, пошли на службу в имперскую армию. В то время, когда был убит Денгизих, или немного раньше, мы узнаем о неком Хелхале (Келкале), командире, служившем под началом Аспара. Хелхал во время перемирия сообщил готским командирам, что империя «дает им землю, но не для их пользования, а для находящихся между ними гуннов. Ибо они [гунны], не занимаясь земледелием, подобно волкам нападают и расхищают их пищу, так что они [готы] состоят в положении рабов, трудятся для доставления им [гуннам] продовольствия». По его словам выходило, что со времен Винитария «готское племя всегда было враждебно гуннам и еще предки клялись избегать союза с ними». Сам же он, «хотя и гордится своим гуннским происхождением, но из любви к справедливости» сообщает готам о намерениях римского императора. Готы поверили его словам и бросились уничтожать гуннов. Анагаст пришел в восторг от обмана Хелхала, хотя вряд ли за это Хелхал получил повышение по службе. Скоро воюющие стороны поняли, что их борьба только на руку врагу, поэтому они опять пришли к соглашению и возобновили борьбу с имперскими силами. «Коварный обман» оказался не столь успешным, как на это надеялись Хелхал, Аспар и Анагаст.

Вскоре после сражения у Недао гунны появились на службе у западных римлян. В 457 году они вошли в состав разнородной армии, которую Майориан[81]планировал направить в Галлию и Африку.

У Майориана была причина пожалеть о том, что взял на службу гуннов; они единственные из всей многонациональной армии подняли мятеж. «Только один народ отказался повиноваться, народ, который в последнее время стал еще более диким, чем обычно, потерявший во время войны вождей, и Тульдила разжег в этой неуправляемой массе безумную жажду борьбы, за которую они платят дорогой ценой». Тульдила германское имя, и получается, что гот подстрекал гуннов поднять мятеж. Больше мы ничего не знаем о Тульдиле, кроме последствий спровоцированного им бунта: мятежники все до одного были уничтожены.

Для участия в запланированном Майорианом вторжении в Африку опять наняли гуннов. Часть плана Майориана состояла в том, что уже знакомый нам Марцеллин должен был занять Сицилию, чтобы защитить остров от вторжения вандалов. В армию под командованием Марцеллина входил довольно многочисленный отряд гуннов, которые не внушали ему доверия. Рицимер, которого Майориан считал другом, подкупил гуннов, чтобы они покинули Марцеллина в трудном положении. Марцеллину не оставалось ничего другого, как отступить с Сицилии и позволить Гейзериху переключить все внимание на Майориана. Предательство и разногласия были отличительными чертами гуннов как в самые первые, так и в самые последние дни.

Неизвестно, думали ли такие военачальники, как Денгизих и Эдеко, что смогут восстановить огромную империю, которой управлял Аттила? Но что бы они там ни думали, их надежды на объединение гуннов и восстановление господства над степью были разрушены событиями шестидесятых годов V века.

Считается, что последний параграф тридцатого фрагмента сочинения Приска «является одним из самых важных для этнографа, поскольку это единственная запись о Великом переселении народов, являющемся важным фактором в процессе реконструкции этнографического размещения народов». В этом отрывке Приск рассказывает, что в середине шестидесятых годов V века в Константинополь прибыли послы от сарагуров, урогов и оногур (хунгур).

Послы рассказали, что они покинули свою страну, будучи изгнаны савирами, а тех, в свою очередь, прогнали авары. А что заставило аваров тронуться с места? Они бежали от некоего народа, пишет Приск, обитавшего на берегах океана (то есть китайцев. – Ред.) и «покинувшего свою страну вследствие туманов, поднимавшихся от разлития океана, и появления множества грипов: было сказание, что они не удалятся прежде, чем не пожрут род человеческий (не исключено. – Ред.); поэтому-то, гонимые этими бедствиями, они напали на соседей, и так как наступающие были сильнее, то последние, не выдерживая нашествия, стали выселяться». (Авары, первоначально жужане (жужань, жуань-жуань) – союз кочевых племен, образовавшийся в IV в. на территории Монголии в западной Маньчжурии. Вожди союза жили в районе Хангайских гор, в IV в. обосновались даже на севере Великой Китайской равнины, восточнее Оддоса, в 367 г. разбиты китайцами, в 552 – 555 гг. разбиты алтайскими тюрками и в 557 г. появились в Восточной и Центральной Европе. – Ред.) Итак, одна нация привела в движение другую. Сарагуры покорили акациров; в 448 году Аттила подчинил акациров, но потом они вернули независимость. Теперь их опять покорили, и их завоеватели отправились в Константинополь устанавливать дружеские отношения с Восточной Римской империей. Что они и проделали с успехом. Но они были всего лишь предвестниками народов, устремившихся за ними в западном направлении. Прошло относительно немного лет после смерти Аттилы, когда степь наводнили новые воинственные племена варваров-кочевников. Денгизих, Эрнак и другие были вынуждены оставаться в Римской империи или вблизи ее границ; у них были отрезаны пути к отступлению в открытую степь.

Ссылка Приска на «океан» означает, что Великое переселение народов начиналось на территориях, располагавшихся к северу и северо-востоку от Алтая в Сибири. Хотя, по нашему мнению, переселение ограничивалось побережьем Аральского моря. (Здесь, как и раньше, с погребальными обрядами, автору не хватает широты образования. – Ред.) Но в любом случае степь заполнили воинственные племена, среди которых жалкие остатки гуннов играли разве что второстепенную роль неких воришек и угонщиков скота.

Отдельные группы гуннов, о которых мы говорили в 3-й главе, возможно, никогда бы не напали в IV веке на огромную Римскую империю, занимавшую значительную часть Европы (а также Ближний Восток и Северную Африку. – Ред.), если бы их общество оставалось таким же, как в конце IV столетия. Но гунны, как и остальные народы, развивались. Как мы уже знаем, с ростом богатства стали появляться «короли» (верховные вожди). А теперь посмотрим, что случилось тогда, когда в степи стали накапливаться богатства.

Приблизительно в 430 году Руа заключил соглашение с восточными римлянами, в соответствии с которым император обязался ежегодно выплачивать гуннам дань в размере 350 либр (римских фунтов) золота. В 435 году при Бледе и Аттиле размер дани увеличился в два раза, то есть гунны стали получать 700 либр золота. После поражения при Херсонесе Фракийском (полуостров Галлиполи, ныне Гелиболу) в 443 году Анатолий подписал свой первый мирный договор с гуннами. По условиям договора империя должна была в счет долга по невыплаченной дани единовременно выплатить сумму в 6 тысяч либр золота; сумма ежегодной дани увеличивалась в три раза, то есть теперь гунны должны были получать 2100 либр золота в год. Во времена Ульдина мы находим гуннов, распродающих пленных за 1 солид с головы. В 435 году они уже требуют с римлян за каждого сбежавшего военнопленного 8 солидов, а в 443 году увеличивают сумму выкупа до 12 солидов с головы. Кроме того, у них появляются непредвиденные доходы. К примеру, жена некоего Сулла заплатила за мужа, взятого в плен в 443 году в Ратиарии, 500 солидов. Гунны приняли ряд строгих мер, направленных на то, чтобы пленные не могли убежать, не заплатив выкупа. Деньги получали те, кто захватывал военнопленных, но дань поступала непосредственно «королям Скифии», то есть Бледе и Аттиле, а после 445 года одному Аттиле. Кроме того, после захвата города добыча не распределялась поровну между всеми гуннами; самые влиятельные гунны получали несравнимо большую долю, чем остальные. Вдобавок к этому гунны увеличивали свое богатство в результате бесчисленных набегов на римские провинции, и особенно обогатились во время вторжений в 441 – 443 годах и в 447 году. Как сказался на гуннском обществе такой огромный поток денежных средств и награбленных ценностей и как тратились эти деньги?