разговорам о мире. В прошлом феврале процесс мирного урегулирования потерпел крах. Эти выборы были выиграны благодаря разговорам о войне. Использовать силу для того, чтобы справиться с ситуацией, – я могу только представить, как этот новый путь повлияет на людей. Сегодня сотрудники гуманитарных организаций готовятся к тому, что конфликт усилится.

Многолетний вооруженный конфликт в Колумбии привел к тому, что сотни тысяч людей мертвы, а более чем полтора миллиона человек перемещены.

Я посещаю офис, расположенный в церкви, чтобы встретиться с просителями статуса беженца или теми, кто его получил, и выслушать их истории. Эрта Лемос – директор офиса Комитета помощи беженцам, одного из партнеров УВКБ в Кито. Она говорит, что очень счастлива быть миссионером для мигрантов. У нее приятная улыбка, на безымянном пальце – кольцо с распятием. На стенах – все плакаты УВКБ с детьми со всего мира. Один выглядит в точности так же, как Мэддокс.

Эрта объясняет нам, как работает этот офис. Он открывается в семь утра, чтобы принять людей, подающих просьбу об убежище. Самые тяжелые случаи – люди, преследуемые вооруженными формированиями. Большинство случаев – родители-одиночки или одинокие дети. Многие случаи – люди, которых пытали.

«Этим людям также нужна эмоциональная и духовная поддержка», – говорит она.

Сначала – короткое интервью, чтобы узнать, есть ли у них причина просить о статусе беженца. Если да, заполняются бумаги, чтобы задокументировать их случай. Затем – ряд серьезных опросов. Офис рассматривает около 25–30 случаев в день. Заявки разного размера. Например, одна мать и семеро детей, то есть заявка на восемь человек. Офис тесно сотрудничает с правительством Эквадора в интересах людей, ищущих убежища.

Когда мы знакомимся, я вижу через окно, как людей начинают опрашивать. Как и другие опросы, когда я видела человека, просящего защиты, они кажутся рваными, почти лишенными смысла. Невербальный язык такой же: голова немного опущена, бумаги или пакет крепко сжаты в руках.

Мы входим и проходим по коридору, полному людей. Один мужчина ходит взад-вперед, укачивая плачущего младенца. Вдоль стены также сидят несколько детей. Не могу сказать точно, но кажется, они одни.

Мне говорят, что сейчас я познакомлюсь с мужчиной, чьи жена и дети были убиты у него на глазах. «Очень травмирован, но ему становится лучше». Эрта только что вышла, чтобы привести его. Я нервничаю.

Это невысокий человек в серо-черной вязаной куртке и рабочей рубашке. Можно видеть, что он постарался хорошо одеться. Притом, что у него очень мало вещей. В куртке много дыр. Седые волосы уложены назад, глаза печальные. Догадываюсь, что ему под шестьдесят. Доброе лицо. Симпатичный мужчина. Очень вежливый.

Он объясняет, что он из того же района, где всего три недели назад произошла еще одна резня. Ему все время напоминают, чтобы он говорил помедленнее, чтобы его слова можно было перевести.

У него была маленькая ферма, где он выращивал кукурузу. Думаю, он говорит быстро, потому что ему слишком неприятны эти воспоминания. Кажется, он хочет пройти через это как можно быстрее. «У меня даже был джип», – говорит он. Партизаны стали вымогать у него деньги.

Кажется, он начинает нервничать. Я думаю, не потому ли, что я пишу. Я прошу сказать ему, что я обещаю не упоминать его имени. Мы просто хотим, чтобы люди поняли ситуацию в его стране.

Он продолжает. Члены вооруженного формирования пришли в деревню и начали бороться с партизанами. Партизаны обвинили его в поддержке вооруженного формирования. Была резня. Семьдесят жителей деревни были убиты. «Мы не уверены», – говорит он. Это были партизаны. Он немного дрожит, когда говорит, и все время потирает руки.

Ему задают вопрос на испанском. Вдруг его глаза наполняются слезами, и он не может говорить. Уильям говорит: «Я спросил, как убили его семью». Я смотрю на мужчину, и он смотрит на меня, словно говоря: «Пожалуйста, не заставляйте меня рассказывать об этом».

Я на несколько минут перестала писать. Он пытался не заплакать. Уильям сказал ему, что все хорошо. Он может говорить только о том, о чем хочет. Мужчина извиняется. Вы можете представить? Кто-то извиняется потому, что он не может рассказать вам, как была убита его семья.

Он встает, поднимает рубашку и показывает нам две дырки от пуль. Теперь это два круглых шрама размером с монету. «Сестры помогли организовать медицинскую помощь. Это было три года назад».

«УВКБ помогло мне начать маленький бизнес – типа кафетерия. Мне лучше. Когда я пришел, у меня была только та одежда, что на мне».

Он говорит, что нелегальные воинские формирования находятся где-то здесь, в Эквадоре. Он получал здесь угрозы расправы.

«Мы не убили тебя в Колумбии. Мы убьем тебя здесь».

Я спрашиваю его, почему они считают таких людей, как он, угрозой. Потому что в своей бывшей деревне он был своего рода местной властью, а там были убиты партизаны. Он достает старый грязный бумажник и разворачивает бумагу, которую, очевидно, хранит сложенной. Это официальный документ. Это доказательство того, что он подал жалобу и боится за свою безопасность. Есть еще одно письмо с просьбой о переселении в другую страну, потому что в Эквадоре он не чувствует себя в безопасности.

Когда он уходил, мы поблагодарили его за разговор с нами. Он поблагодарил нас за то, что выслушали. Уходя, он улыбнулся. Уильям извинился за то, что заставил его вспомнить о грустном. Он собрал пустые кофейные чашки. Думаю, по привычке. Он убирал офисный стол, словно это был столик в ресторане.

Несколько минут спустя он вернулся и протянул мне маленькую тарелку еды. Уильям сказал: «Он приготовил, чтобы поделиться этим с нашей гостьей». Он улыбался. Я не знала, что сказать.

Следующей входит женщина, она несет композиции из свечей и цветов, чтобы показать, чем зарабатывает на жизнь. Она достает фотографии своего сына. На одной ему три года. «Когда мы приехали». Вторая – школьная карта. «Сегодня восемь лет». Ее муж был юристом. Очень видная семья. Ее двоюродный брат был кандидатом в президенты. «Его убили». Ее муж работал над этим делом.

«Он получал угрозы расправы, что он не должен защищать того человека». Мы спрашиваем, почему.

«Угрозой были наркоторговцы, так что дело касалось того, чтобы их остановить. Муж не отвечал на угрозы и продолжал заниматься защитой. Тогда они убили его брата. Правительство дало нашей семье телохранителей. Стало известно, что наркоторговцы давали деньги телохранителям, чтобы они нас убили. Тогда мы, наконец, бежали. Когда мы прибыли, мой муж не смог работать. Здесь другое законодательство, а мы не отсюда. Мне приходилось кормить семью, так что я вспомнила,