в состоянии невроза, либо в состоянии инфантильности, жаждет присвоения результатов другой функции. Нереализованная интровертная функция всегда смотрит на экстравертную: «Вот бы мне научиться так легко контактировать, со всеми договариваться, уметь себя показывать». Экстраверт, глядя на интровертную чувствующую функцию, иногда думает: «Как же он понимает какие-то глубокие вещи, видит какие-то несуществующие цвета». Для него это является загадкой. И всё это, напоминаю, происходит внутри человека.

«Злые сёстры похаживают, зовут, подговаривают: „Душенька-сестрица! В лес по ягоды пойдём, земляничку соберём“. Дурочка блюдечко отцу отдала, встала, да в лес пошла. С сёстрами бродит, ягоды собирает и видит, что на траве заступ лежит. Вдруг злые сёстры заступ схватили, дурочку убили, под берёзкой схоронили. К отцу поздно пришли, говорят: „Дурочка от нас убежала, без вести пропала. Мы лес обошли, её не нашли, видно волки съели!“. Жалко отцу, хоть дура, да дочь. Плачет мужик по дочери, взял он блюдечко и яблочко, положил в ларец да замкнул, а сёстры слезами обливаются».

Такая ситуация происходит достаточно часто внутри человека, когда у него нет доступа к той или иной функции в себе, к тому или иному архетипу. Самый простой вариант для человека, это организовать внутренний конфликт и старательно пытаться какую-то свою часть отправить в бессознательное. Во внутреннем мира, речь идет про функцию, про действие, про архетип, существующий в сознании человека или в коллективном бессознательном. Помещение «дурочки», которая не вписывается в парадигму старших сестёр сначала в лес, в потом под землю, это непринятие и вывод в область бессознательного тех частей, которые не подходят нам по ощущению, или мы хотим присвоить результат интуитивных откровений. У меня часто бывают моменты, когда работает интуиция, глубинное знание, а мне хочется считать, что это не результат инсайтов и прямого восприятии. Мне иногда хочется думать, что это результат моей мыслительной деятельности, умения логически анализировать. Делая упор на это, я какое-то время обесценивала интуитивную, очень мощную функцию, которая давала готовые ответы.

Таким образом, провоцируется внутренний конфликт, происходит момент вытеснения и дальше получается, такая история. Той функции, которая вытеснила, тому персонажу внутри, который убил другую часть и закопал, все равно невозможно воспользоваться «наливным яблочком и серебряным блюдечком». Его прячет родовая система, то есть забирает до времени, потому что этот талант и результат не является принадлежностью к той ее части, которая вытеснила. Это как если бы я продолжала подавлять интуицию, и делать вид, что её результаты это не принадлежность вот именно к этой функции, через некоторое время мне бы действительно пришлось пользоваться логикой, и вот эти интуитивные прозрения, откровения стали бы достаточно редки.

«Сёстры слезами обливаются. Водит стадо пастушок, трубит в трубу на заре, идет по леску овечку отыскивать, видит он бугорок под берёзкой в стороне, на нём вокруг цветы алые, лазоревые, над цветами тростинка. Пастушок молодой срезал тростинку, сделал дудочку, и — диво дивное, чудо чудное — дудочка сама поёт, выговаривает: „Играй, играй дудочка, потешай света-батюшку, мою родимую матушку и голубушек сёстер моих. Меня, бедную, загубили, со свету сбыли за серебряное блюдечко, за наливное яблочко“. Люди слышат, сбежались, вся деревня за пастухом оборотилась, пристают к пастуху, выспрашивают, кого загубили? От вопросов отбою нет. „Люди добрые“, — говорит пастушок: — Ничего я не ведаю, я искал в лесу овечку, увидел бугорок, на бугорке цветочки, над цветочками тростинка, срезал я тростинку, сделал себе дудочку, сама дудочка играет-выговаривает». Случился тут отец дурочки, слышит пастуховы слова, схватил дудочку, а дудочка сама поёт: «Играй, играй, дудочка, родимому батюшке, потешай его с матушкой. Меня, бедную, загубили, со свету сбыли за серебряное блюдечко, за наливное яблочко». «Веди нас, пастух — говорит отец, — туда, где срезал ты тростинку».

Даже будучи глубоко спрятанной, забытой и вытесненной в бессознательное, какая-то часть тебя, твоей души, твоей личности всё равно даст о себе знать твоей самости. Здесь самость — это пастушок, «вестник богов». В сказках очень часто можно встретить образы милых старушек, пастухов, случайных людей, которые открывают тайны, и выводят истину на свет. Это как раз признак души, признак принадлежности к глубинному, сутийному началу, которое помогает вытащить на свет из темноты то, что спрятано.

«Пошел за пастушком он в лес на бугорок и дивится на цветы прекрасивые, цветы алые, лазоревые. Вот начали разрывать бугорок и мёртвое тело отрыли. Отец всплеснул руками, застонал, дочь несчастную узнал, и лежит она убитая, неведомо кем загубленная, неведомо кем зарытая. Добрые люди спрашивают, кто убил-загубил ее? А дудочка сама играет-выговаривает: „Свет мой батюшка родимый! Меня сёстры в лес зазвали, меня бедную загубили за серебряное блюдечко, за наливное яблочко, не пробудишь ты меня от сна тяжкого, пока не достанешь воды из колодезя царского“. Две сестры завистницы затряслись, побледнели, душа как в огне, и признались они в вине, их схватили, связали, в тёмный погреб замкнули до царского указа, высокого повеленья, а отец собрался в град престольный».

Здесь можно говорить о том, что та часть души, которой необходимо творческое начало, даже в мёртвом, омертвелом состоянии достаточно мудра для того, чтобы подсказать свой путь исцеления. Когда человек приходит ко мне за сказками, за расшифровкой, я никогда не даю указаний либо советов. Я скорее обращаю человека к его сутийной части, душевной, творческой. Она может быть подавлена, и я говорю, например, такие вещи: «А если бы она была жива, как тогда её можно было бы исцелить? Если бы её можно было восстановить, как это могло бы получиться?».

У природы есть функция самовосстановления, саморегенерации. Человек — естественная часть природы, и так же как его душа, он способен на исцеление своим собственным индивидуальным путем.

Здесь ещё очень интересная отсылка к царю, к царскому двору как к повышению внутреннего статуса, признанию. «Царь» во внутреннем пространстве — это всегда функция управления. Здесь мы говорим о том, что соединяются две несоединимые вроде бы части: дурочка и царь-государь, глава, разум. Наша интуитивная, эмоциональная часть, внутренние чувства и, экстравертное мышление, если мы говорить в такой типологии. Понятно, что всё это очень условно, я сейчас рассказываю один из примеров интерпретации этой сказки, но тем не менее это дополняющая функция, которая позволяет другой части личности выходить из темноты на свет. То есть восстановление возможно именно вот в таком виде, в такой «воде из царского колодца», не просто так.

«Долго ли, коротко ли — прибыл в тот город. Ко дворцу он приходит, вот с крыльца золотого царь-солнышко вышел, старик в землю поклонился, царской милости просит. Говорит царь-надёжа: «Возьми, старик, живой воды из царского колодезя, когда дочь оживёт, представь её нам с блюдечком, яблочком, с лиходейками- сестрами».

Есть посыл от женского эмоционального начала: «Спаси меня, помоги мне!». У царского начала, у разума это вызывает любопытство и желание разобраться, посмотреть, что это такое.

«Старик радуется, в землю кланяется, домой везёт скляницу с живой водой, бежит он в лесок на цветной бугорок, отрывает там тело. Лишь он спрыснул водой — встала дочь перед ним живой и припала голубкой на шею отцу. Люди сбежались, наплакались. Поехал старик в престольный город, привели его в царские палаты. Вышел царь-солнышко и видит старика с тремя дочерьми: две за руки связаны, а третья дочь — как весенний цвет, очи — райский свет, по лицу заря, из очей слезы катятся, будто жемчуг падают. Царь глядит, удивляется, на злых сестер прогневался, а красавицу спрашивает: «Где ж твоё блюдечко и наливное яблочко?». Тут взяла она ларчик из рук отца, вынула яблочко с блюдечком, а сама царя спрашивает: «Что ты, царь-государь хочешь видеть: города ль твои крепкие, полки ль твои храбрые, корабли