Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 38 39 40 41 42 43 44 45 46 ... 84
Перейти на страницу:

Отменная система. Уродливая и гениальная. Никто ничего не ждет, каждый сам по себе, каждый кузнец своего счастья. Непонятно только, как быть с порядочными и скромными. С теми, кто не умеет себя продавать. Я, например, не умею, совсем. Одно время пытался научиться, несколько лет потратил – не научился. Не способен. Брезгую, ясно? Сама попытка подумать о саморекламе вызывает у меня тошноту. Не умею отодвигать, пролезать, втираться в доверие, заводить «нужных друзей». Не умею ловчить и конкурировать. Я один, второго такого нет, с кем конкурировать?

Пришлось рисковать, идти на тысячи компромиссов, напрягать волю, иметь дело с ублюдками и блядями, совершать сделки с совестью – и вот, я получил то, чего хотел. Позади тюрьма и война – вот куда потрачено самое звонкое, лучшее, продуктивное время. Молодость. Я предлагал, протягивал себя: поставьте, доверьте. Но оказалось, что я никому не нужен был, кроме мамы, папы, сестры и еще одной девушки, впоследствии родившей мне сына.

Человечество вытерло об меня ноги. Страна посадила в тюрьму.

Да, и вот еще что. Вы хуй дождетесь от меня воплей о том, что я лишний человек. Онегины, Печорины, Байроны, романтические дуэлянты, чей сплин оплачивался тысчонками, исправно поступающими из родовых поместий, – они искали красивой смерти; я же ищу жизни. 14

Я прихожу туда, где, кажется, есть только смерть, и ничего, кроме смерти, – и вижу жизнь, и ничего, кроме жизни.

Никто не лишний.

Каждый рожден для выполнения определенной задачи, которую может выполнить только он, и никто другой. Каждый угоден мирозданию. Каждый любим матерью, или женой, или сыном, дочерью, другом или собакою. Полчаса, пять минут – но любим.

Не надо иллюзий – каждый убил, или солгал, или предал, или желал жену ближнего.

Никогда за пять тысяч лет истории цивилизации несовершенство и порочность человека не обнажались так наглядно и контрастно, как сейчас, в России, в двадцать первом веке. Здесь пытались вывести новую породу людей, но совершили огромную ошибку: бросили работу, когда до конца ее оставалось совсем немного. Ее бросили не на полпути – ее бросили, когда до финиша было полшага.

Я один из тех, недоделанных. На идише – шлемазл. Я сконструирован на девяносто пять процентов. Я практически идеален. И я такой не один. Я знал и знаю тех, для кого отдать последнюю рубаху – не поступок. Вырвать из груди свое сердце и с хохотом сунуть его, горячее, в руки первого встречного убогого бродяги – на! пользуйся! – и пойти дальше, наслаждаясь. Вот как мы можем. Но это никому не надо.

Я идеален на девяносто пять процентов, а на оставшиеся пять я – палач, демагог, пьянь и мошенник, пробы негде ставить. Так я живу уже сорок лет: делаю девяносто пять шагов из ста, а за пять шагов до цели во мне просыпается палач и гад, и он предает меня, ибо ничего не умеет, кроме как предавать. И мой путь теряет смысл.

Но я опять пойду.

Часть 2
Глава 1. 2009 г. Две случайные встречи

К концу второй недели я заскучал. Не по работе. Не по торговле автоэмалями или покрышками «слик». Просто надоело бездельничать, подступила особенная полезная маета, предвестница появления новой идеи. Но мне понравились эти двенадцать дней, понравилось отдыхать, я никогда в жизни не отдыхал две недели подряд. Последние годы часто мечтал отдохнуть по-настоящему, с полным выключением из действительности – и вот оно состоялось, выключение. Узнав, что я взял отпуск, жена обрадовалась, однако заметно приуныла, когда услышала, что расслабление будет тотальным, что глава семьи не намерен даже за хлебом выходить. И вообще, для начала уедет к родителям. На две недели. Ирма всегда обижалась, если я надолго – более чем на одну ночь – уезжал на малую родину. Подозревала, что в Электростали меня ждут не только друзья детства, но и подруги детства. А старинных приятельниц, одноклассниц и прочих дам из разряда «вместе росли» жены не 1 очень жалуют. Так что я отбыл в некоторой спешке, чувствуя спиной недоверчивый взгляд супруги. Нет, не поскандалил и не сбежал – но и платочком вслед мне тоже не помахали.

Совесть моя была чиста – я уехал подышать. Сменить обстановку, побыть в тишине. В начале осени мои деловитые соседи вернулись из отпусков и как-то особенно увлеклись проделыванием дыр в стенах жилищ. Наверное, их напугали слухи о надвигающейся второй волне кризиса, резком подорожании твердой валюты и росте инфляции; люди спешили обратить ненадежные деньги в надежные предметы, кастрюли, шубы и телевизоры, все это надо было размещать на полках и в шкафах, шкафы и полки требовали проделывания новых и новых дыр – я устал от грохота перфораторов и обратился в бегство.

Дом, где я вырос и где в трех прохладных темноватых комнатах на первом этаже жили – и до сих пор живут – мои отец и мать, стоит на самой окраине. Это цивилизованная чистая окраина, безо всяких обычных для провинции сараев, гаражей, помойных ям и самодеятельных огородов. Улица, тротуар, фонарь – а дальше дикий лес. Если углубиться по асфальтовой дорожке в чащу, а потом свернуть на широкую тропу, примерно через полтора километра можно выйти к озеру, окруженному соснами, в жаркое время граждане тут купаются и загорают, а немного в стороне от берега хорошими людьми построен спортивный городок: несколько разновысоких турников, брусья и прочие простые железные приспособления для желающих укрепить тело. В первое лето после армии я прибегал сюда каждый день, в штанах от кимоно, босиком – плотный ковер сосновой хвои был лучше, чем любой пол любого спортивного зала. После получаса разнообразных телодвижений прыгал в прохладную воду, прямо в штанах, плавал, далее опять махал ногами. Заниматься в мокром кимоно посоветовал мой учитель. Мокрые штаны тяжелее, работать в мокрых штанах труднее, а значит, больше пользы. Пока заканчивал обязательную программу, пока бежал назад, штаны высыхали. Мокрая одежда быстро сохнет на теле, это подтвердит любой солдат.

Благодатная аура была на том берегу, среди сосен, возле брусьев и турников, серебряная вода просвечивала сквозь ветви, одна-две птицы обменивались мнениями о жизни, и ни разу я не видел там битого стекла, или окурка, или собачьего, допустим, дерьма, хотя на озере отдыхали самые разные компании, и драки бывали, и горы мусора высились тут и там – но почему-то дрались и мусорили где угодно, только не на спортивной поляне. Наверное, ее хранил какой-то сильный добрый дух. Японцы верят, что свой дух есть у всякого предмета или места; большой любитель восточных боевых искусств, я много прочел про японскую культуру и тоже верил в добрых и злых духов. Особенно в злых.

Но и в добрых тоже.

Приехав, я первым делом отправился к озеру и нашел поляну в целости: за двадцать лет никто ничего не изуродовал, не вырвал с корнем, не построил павильона для приготовления шашлыков и распития пива; железяки были заново покрашены. В общем, мне едва удалось дождаться утра.

Увидев сына – было семь часов – облаченным в спортивный костюм, мама не удивилась. Мама давно уже ничему не удивлялась.

Босиком я не рискнул и правильно сделал. Двадцать лет прошло. Путь в полтора километра, от двери до берега, когда-то преодолевался без усилий, а сейчас я едва дотянул и вместо прыжка на турник рухнул на лавку. Тут 1 же был атакован комарами, большими любителями именно сосновых лесов.

1 ... 38 39 40 41 42 43 44 45 46 ... 84
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?