У Сандерса не было сил, чтобы спорить, но он все-таки попытался изложить свою точку зрения. Он говорил минут пятнадцать, только один раз прервавшись, чтобы влить в себя еще литр той жидкости, что текла из крана. Он неопровержимо и логично обосновал невозможность розысков Керрора без какой-либо помощи со стороны посольства. Он в пух и прах, как ему казалось, разбил надежды Полубоя на сотрудничество неизвестной интриганки, подсунувшей доверчивому мичману перстень погибшего князя. Перстень, во-первых, вполне мог быть подделкой («…ведь это Хлайб, поймите, Касьян»), а во-вторых, мог попасть сюда, пройдя через десяток перекупщиков («…это Хлайб, Полубой»). Он буквально на пальцах посчитал, сколько им понадобится времени, чтобы вдвоем прошерстить Нижний город, Каналы, а возможно, и мифический Гной, испытывая противодействие всех обитателей мегаполиса от крутых мафиози до уличной шпаны. Выходило несколько лет интенсивных поисков без какой-то надежды на успех. Когда Сандерс закончил свою речь, ему показалось, что если бы риталусы находились здесь, то и они бы убедились в безосновательности поисков Агламбы Керрора на Хлайбе, но русский мичман сидел, играя желваками, и тупо смотрел в пол. Дослушав все доводы Сандерса, он поднял на него тяжелый взгляд и сказал:

– У меня приказ, Ричард. С вами или без вас я его выполню. А без Керрора я назад не вернусь.

Сандерс даже застонал от злости – все его логические выкладки разбились о тупое упрямство этого громилы. Приказ у него, видите ли! Дик присел на постели и крепко потер лицо ладонями, соображая, какие можно еще найти доводы, чтобы переубедить Полубоя. Голова после приема антидота была пустая, как воздушный шарик.

– Вы вполне можете доложить Вилкинсону, что Керрор на Хлайбе не обнаружен, – добавил Полубой, – вам нужен предлог, чтобы свернуть операцию, так что может быть проще? Если хотите, я засвидетельствую, что вы сделали, что смогли. Это вас устроит?

– Знаете, Касьян, за такое предложение я бы набил вам морду, да только состояние у меня теперь неподходящее, – в сердцах ответил Сандерс. – Давайте спать, а завтра разберемся.

– Согласен, – ухмыльнулся Полубой. – Кстати, Ричард, у меня есть фляжка со спиртом. Для медицинских надобностей. Не желаете подлечиться? Пятьдесят граммов спирта вернут вам нормальное состояние.

– Нет уж, благодарю. – Сандерс сглотнул слюну. – Сейчас мне кажется, что пить я больше не буду никогда и ничего. Впрочем, возможно, я заблуждаюсь.

За стеной кого-то били, возможно ногами, и он орал диким голосом, требуя справедливости, грозя страшными карами, вплоть до того, что пожалуется какому-то Тригге, и клялся, что последнюю дозу «виртухи» принял чисто случайно. Сандерс попробовал накрыть голову подушкой, но сон уже пропал. К тому же во рту был мерзкий привкус желчи, и, собравшись с силами, он доплелся до ванной и напился воды.

Полубой похрапывал как ни в чем не бывало, и никакого дела до скандала за стеной ему не было.

За единственным окном вставал серый день. Иллюминация на соседнем здании, до которого было рукой подать, высвечивала серые стены и немытые окна. Одним словом, и погода, и состояние Сандерса, и свара за стеной составляли нормальный депрессивный коктейль алкоголика после утреннего пробуждения. Именно в такие часы приходят безрадостные мысли о напрасно прожитой жизни и человек начинает искать веревку, вставляет в рот ствол или прыгает из окна.

Сандерс вспомнил вчерашний разговор с мичманом. Да, конечно, можно доложить, что русский свихнулся и прочесывает Хлайб, несмотря на то что надежды на успех нет, но если Полубой в одиночку каким-то чудом и вправду обнаружит Керрора, то скандал будет колоссальный. И даже не на уровне спецслужб, а на правительственном. Из Конторы Сандерс вылетит с треском и с такой характеристикой, что ни одна самая последняя уличная банда, специализирующаяся на ограблении старушек, выходящих из церкви, не возьмет его в свои ряды. Прощайте, престижная работа, модные курорты, кипящий в крови адреналин. Дик представил себя в какой-нибудь подворотне, в рванье, исполняющим на губной гармонике жалобные мелодии в надежде наскрести мелочи на кусок хлеба, и вздрогнул. Нищета была его навязчивым кошмаром всю жизнь. От нее он бежал в колледж, зубрил как сумасшедший, рвался в отличники в Дабл-Пойнте, не жалел ни себя, ни других на заданиях. Так что же теперь, из-за тупого, как армейский сапог, мичмана кинуть под хвост карьеру, а с ней и всю жизнь?

Скрипнув зубами, Сандерс поднялся, размял мышцы, сделал несколько глубоких вдохов и принялся отрабатывать приемы рукопашного боя в ограниченном пространстве – места в номере было немного, а кроме того, эта система требовала полного контроля сознания, и места в голове на упаднические мысли не оставалось.

Через пять минут он стал задыхаться, через десять его прошиб пот, и он всерьез разозлился на себя, через двадцать исчезли убогий гостиничный номер, хмурый рассвет, крики за стеной, и были только он и тени, которые необходимо нейтрализовать, чтобы остаться в живых.

– Ничего. Впечатляет, – донеслось до Сандерса словно из другого измерения.

Он вынырнул из призрачной схватки, будто из мутной воды, сделал несколько дыхательных упражнений. Полубой сидел на кровати, свесив ноги, и, почесывая растительность на выпуклой груди, с одобрением смотрел на него.

– Когда вы встречаетесь с дамочкой, что передала вам перстень? – спросил Сандерс.

– Завтра. Сегодня я хотел оценить обстановку в городе и хотя бы в общих чертах составить план действий. Вы со мной?

– Да, – коротко ответил Сандерс и ушел в ванную.

Ледяная вода полностью возродила его к жизни, он ощутил зверский голод и подумал, что вчерашнее обещание не употреблять алкоголь никогда в жизни было, возможно, несколько поспешно.

Драка за стеной прекратилась, и теперь там распевали в три голоса под аккомпанемент бьющейся посуды. Лопоухого портье за конторкой сменила стриженная наголо девица с бордовым румянцем во всю щеку. Не отрываясь от журнала, она смахнула с конторки карту-ключ, спросила, остаются ли постояльцы еще на сутки, после чего окончательно потеряла к ним интерес.

В ближайшем баре Сандерс и Полубой, не сговариваясь, заказали по яичнице с беконом и по две чашки кофе. Сандерс вдобавок выпил стакан апельсинового сока с привкусом аптеки. Прикончив яичницу, Полубой разложил на столе мятый лист бумаги.

– Схема разделения города на сферы деятельности кланов, – пояснил он, – Мигель достал у приятеля из полиции.

Сандерс присмотрелся. Город, зажатый между башнями, был поделен на пять неравных секторов, в которые были вписаны названия кланов.

– Если вы хотите приступить к расспросам, то, думаю, следует начать с вот этого, – он ткнул пальцем в самый маленький сектор с вписанным от руки названием клана: «Сигевару», – здесь меньше всего народу. От силы тысяч семьсот. Можно отбросить серьезные организации типа банков и представительств международных компаний, если таковые имеются на Хлайбе, – без Уолша нас и на порог не пустят, а по высшему эшелону общества он уже прошелся. Стало быть, остается уличная шпана, обыватели, мелкие и крупные гангстеры, которые сгруппировались под кланом Сигевару. Я полагаю, тысяч пятьсот, ну шестьсот от силы.