— Три месяца… На курсах, — ворчал Маралов. — Ладно, не реви! Давно хоть на фронте?

— Второй день… Меня Настей зовут, — неожиданно улыбнулась она.

— Настей так Настей… Веди к доктору. И побыстрее! — привычно приказал Маралов.

Через минуту он выскочил из дома с довольно тучным врачом. Тот с трудом взобрался на танк, но никак не мог протиснуться в люк. Маралов смотрел-смотрел на эти мучения, потом взлетел на танк, отодвинул доктора и что есть мочи закричал:

— Настя! Где ты, Настя?

Стоящая среди собравшихся раненых девушка недоуменно подняла голову:

— Вы меня?

— А то кого же? — нашел ее взглядом Маралов. — Давай сюда! — протянул руку Маралов и рывком поднял девушку на танк. — Бери у доктора причиндалы и ныряй в люк! — приказал он.

Настя взяла санитарную сумку и, зажмурившись, спрыгнула в чрево танка. Там ее подхватили чьи-то руки и мягко опустили на днище.

— Где? — спросила Настя, ничего не видя в темноте.

— Зажмурься, — сказал кто-то. — Вот так. Считай до десяти. Порядок, открывай глаза.

Теперь Настя все видела. Прямо перед ней, откинув ногу, в луже крови лежала девушка. Настя потрогала ее лоб — чуть теплый. Нащупала пульс — жилка билась так слабо и редко, что сразу стало ясно — девушка доживает последние мгновения. Настя решительно разорвала рукав гимнастерки и сделала укол.

— Ее надо наверх. И сразу на стол.

— Чего-чего? — переспросил сверху Маралов.

— Надо вытаскивать! — крикнула Настя. — И как можно быстрее. Одна я не подниму.

— Федя, помоги, — приказал Маралов заряжающему. — А я приму здесь.

Когда Машу отнесли в дом и уложили на операционный стол, Маралов остался в комнате. Доктор укоризненно посмотрел на танкиста и указал глазами на дверь.

Не прошло и пяти минут, как Маралова позвали.

— Дело плохо, — озабоченно сказал хирург. — Большая потеря крови. К тому же она в положении.

— Знаю. Надо сделать так, чтобы и ребенка спасти.

Доктор потер лоб и, как бы извиняясь, заметил:

— Сюда бы гинеколога… А в пяти километрах от передовой он вроде бы ни к чему. Тут хирурги нужны. Хирурги! — повысил он голос. — И девчонок сюда присылают не для того, чтобы…

Глаза Маралова мгновенно стали белыми.

— Да я… Да ты, — шипяще цедил он, а рука судорожно царапала кобуру.

И тут произошло неожиданное. Рыхлый, неуклюжий доктор сдернул с оплывших плеч халат и рыкнул протодиаконовским басом:

— Смир-рно! Кру-гом! К чертовой матери, шагом марш!

Хулиганистый парень был Маралов, но он человек военный, офицер, а перед ним стоял полковник медицинской службы, да еще с планкой ордена Ленина на груди, поэтому капитан четко повернулся через левое плечо и пулей вылетел из дома.

— Вот так-то, папаша, — иронично щурясь, проводил его взглядом доктор. — Надо же, с такой рож… тьфу, с таким лицом подцепить красавицу сестричку. И чего она в нем нашла? — привычно обрабатывая рану, ворчал полковник.

И тут у самого уха он почувствовал прерывистое, напряженно-гневное дыхание. Поднял глаза — и ахнул! Ассистировавшая ему Настя в упор расстреливала доктора превратившимися в одни зрачки глазами.

— А может, у них любовь?! А может, он герой?! Что ж, если человек горел, если стал уродливым… некрасивым, значит, и любить его нельзя?! — выпалила Настя. — По-вашему, только тот достоин любви, кто с гладкой физиономией, особенно если ошивается около Военторга, да?!

— Эк вас, — смущенно крякнул полковник. — Правильно, молодец, ругай старика. Вас же, дурех, жалко. Ты хоть знаешь, что такое пэпэже?

— Знаю! Походно-полевая жена, — сузила глаза Настя. — Ну и что?

— А то… Анализ крови готов? — уже совсем другим, требовательным тоном спросил он через плечо.

— Готов. Четвертая группа.

— Есть у нас такая?

— Нет.

— Совсем нет? — повысил голос доктор.

— Была. Но кончилась… Уж очень много раненых, — виновато ответили ему.

— Та-ак… Потеряем девчонку. Как пить дать, потеряем. Крови нужно много. Даже если вытащим женщину, ребенок не выживет — так долго без материнской крови ему не протянуть. И все же будем бороться! Нужно прямое переливание. У кого четвертая группа? — крикнул он.

Медики лишь пожали плечами.

— Спросите у бойцов, у легкораненых! — приказал он.

Сестры забегали по палаткам, но человека с четвертой группой так и не нашли.

В нетерпении доктор вышел на крыльцо и наткнулся на… крепко спящего Маралова.

«Дрыхнет, сукин сын, — неприязненно подумал о нем полковник. — Хотя он-то в чем виноват? — приструнил себя доктор. — Вон его танк, и не новенький, а обожженный, как и хозяин. Через час-другой им в бой. И как знать, не окажется ли капитан под моим скальпелем».

Он и не заметил, как неприязнь исчезла, а вместо нее родилась симпатия к незадачливому танкисту.

И тут Маралов проснулся. Увидев полковника, сразу вскочил.

— Прошу прошения, товарищ полковник, — виновато козырнул он.

— Да ладно, — отмахнулся доктор.

— Как она там? — кивнул на окно Маралов.

— Неважно, капитан. Совсем неважно. Огромная потеря крови. Нужно прямое переливание, а человека с четвертой группой найти не можем.

— Чего ж тут искать?! Вот он я, с четвертой группой. Правда, в меня столько влили чужой крови, что теперь уж и не знаю, какой там во мне коктейль. Но он четырехзвездный, вернее, четвертой группы — это факт.

— Что такое прямое переливание, знаете? — оглядел его доктор.

— Конечно. Из вены — в вену.

— Я обязан спросить. Ничем таким, неприличным, не болели? А то ведь скажется и на ней, и на ребенке.

Маралов так смутился, что доктору стало его искренне жаль.

— Ладно, пошли, — хлопнул он его по плечу. — Все будет хорошо.

И вот бежит пульсирующая жизнь из вены Маралова в вену Маши. Сначала Маралов крепился, даже шутил, а потом умолк и куда-то поплыл. Он куда-то проваливался, всплывал, снова нырял в тину небытия. Врачи помогали выкарабкаться наружу, что-то озабоченно спрашивали, Маралов пытался улыбаться, но ничего не получалось.

А Маша оживала. Порозовели уши, потом кончик носа, покрылся испариной лоб…

— Так-так, молодец, сержант, молодец, — довольно улыбался полковник. — А как там папашка? — переключился он на Маралова. — Держись, держись, — подбадривал он капитана. — Я о тебе еще студентам буду рассказывать. А как же, единственный случай в практике профессора Дроздова, когда и мать, и ребенок напрямую получили кровь от отца.