Хотя мы с братом пустились в долгие воспоминания и отправились спать поздно, я проснулся еще до рассвета. Мне не спалось, и я встал, чтобы разжечь камин. Я уже знал, что теперь могу спать намного меньше и это никак не сказывается на моем здоровье. И все же я получал немалое удовольствие, когда мне удавалось заснуть. Сейчас я понимал, что пробудился окончательно, а потому сразу взялся за ручку кувшина с водой, стоящего рядом с тазом, чтобы вымыть лицо. Я ощутил вспышку острой боли — ручка была выщерблена, и я поранил ладонь. Мне повезло, что Меррит еще не встал и ничего не заметил. Не успел я прижать чистую ткань к ране, как она затянулась. И если бы я не видел следов крови на салфетке и на ручке кувшина, то мог бы усомниться в том, что моя ладонь была порезана. Я быстро вытер ручку и сжег салфетку в камине. Призрак с интересом наблюдал за моими действиями, но даже не пошевелился и не привстал со своего коврика возле камина.

Я смотрел на свою руку. А если все, что говорил лорд Варре, правда? Что, если я получил нечто большее, чем способность говорить с умирающими?

Невозможно! Никто не живет вечно. Но какая-то часть моего сознания шептала, что все, сказанное Варре, правда, а потому я вполне мог стать бессмертным. У меня вдруг возникло искушение взять один из своих пистолетов и проверить это самым мрачным из всех возможных способов. К счастью, мною еще не овладело отчаяние (и я не был настолько глуп), чтобы поступить так в доме собственного брата. Тем не менее я нашел нож и подошел к тазику с водой. Теперь я сознательно порезал руку и почувствовал боль. Потекла кровь. Рана исчезла почти мгновенно.

Я снова рассек ладонь, причем довольно глубоко. Боль была сильнее, крови вытекло больше, но рана затянулась так же быстро, как и две предыдущие.

Распахнув окно своей спальни и убедившись, что никто не наблюдает за мной, я выплеснул содержимое тазика на цветы внизу.

Я сел на постель, меня начало трясти.

Другой человек обрадовался бы, обнаружив, что мгновенно исцеляется. Быть может, на меня оказали действие тягостные события последних недель, но я испытывал лишь ужас.

«Во что я превратился?»

Я опустился на колени и начал молиться с таким же усердием, как в те страшные дни, когда умирал на поле у Ватерлоо.

— Остаюсь ли я человеком? — с горечью прошептал я.

Я попытался снять серебряное кольцо с черепом. Оно сидело как влитое. Я подумал, что мог бы отрезать палец.

Возможно, когда на поле битвы я так отчаянно молил о жизни, я совершил непростительный поступок. Я стал просить Бога об ответах, о руководстве.

Но так и не услышал божественного голоса.

Долго простоял я на коленях, чувствуя себя всеми покинутым. Ко мне подошел Призрак и прижался головой к моей груди. Наконец я встал и перебрался на кровать, а пес положил морду мне на колени. Я поглаживал его мягкую шерсть и, как это нередко случалось и прежде, постепенно успокоился.

Совершал ли я плохие поступки после своего спасения, причинял ли людям зло? Нет, я не мог поверить, что поступал неправильно, утешая умирающих, и не видел никаких оснований считать, что теперь я связан с дьяволом. Если бы я заранее знал, что буду помогать им таким образом, разве я отказался бы от этого дара? Я не считал, что поступил дурно.

Что-то внутри меня отвергало мысль о собственном бессмертии. Я не сомневался, что должен существовать способ расторгнуть заключенную сделку. Я приму свой жребий, буду выполнять возложенную на меня работу и надеяться на освобождение. Отчаяние ни к чему хорошему не приведет.

Я немного успокоился, но тревога не покидала меня. Что, если моя карета перевернется или я получу ранение в общественном месте и мое исцеление произойдет на глазах у других людей? Что, если кто-нибудь увидит, как исчезают последствия даже такой незначительной раны, какую я получил сегодня?

Может быть, я мог бы стать идеальным солдатом. Но и в этом случае непременно появятся свидетели моего быстрого выздоровления, или я один останусь в живых после особенно жестокого сражения. Если я приду в военный департамент и заявлю, что мне не грозит смерть, меня немедленно упрячут в Бедлам.[1]

Если лорд Варре сказал правду и я буду оставаться неуязвимым во всех смыслах двадцатичетырехлетним мужчиной в течение бесконечно долгого времени, то какое место я смогу занять в мире?

У меня возникло множество вопросов, но лишь один человек мог дать на них ответы — сам лорд Варре. Я подумал, что должен найти его, чтобы узнать как можно больше.

Я вызвал Меррита, оделся и поспешил в библиотеку. Там я взял с полки принадлежащий брату экземпляр «Дебретт»[2]и принялся искать лорда Варре. Его владения находились на севере Англии, в трех днях пути от дома моего брата.

Я принес свои извинения брату и его семье — рассказал, что меня ждут срочные дела на севере, но я рассчитываю вернуться к ним в самом ближайшем будущем. Их возражения еще долго звучали у меня в ушах, а я размышлял, не совершаю ли серьезной глупости.

Мы добрались до поместья лорда Варре ранним вечером третьего дня. Одинокий особняк стоял в конце длинной аллеи. Его вид изрядно удивил меня — если учесть, что лорд Варре передал мне «малую толику» своего состояния, а также вспомнить его безупречную одежду и надменное поведение, я ожидал увидеть громадный замок посреди великолепного парка. Вместо этого я нашел ухоженный, но достаточно скромный дом, окруженный деревьями, которые скрывали его со стороны главной дороги.

Впрочем, отсутствие роскоши не имело для меня значения. Большую часть путешествия я провел, представляя себе нашу беседу — мои вопросы и его возможные ответы. И мне было все равно, произойдет это во дворце или в скромной хижине.

Меня впустил хмурый молодой лакей. Он взял мою визитную карточку, но оставил шляпу и плащ у меня в руках. Тихо, почти шепотом, он сообщил мне, что сожалеет, но лорд Варре не принимает посетителей. Его светлость болен, более того, врачи полагают, что он умирает.

Потрясенный, я стоял, раздумывая, какой мне следует дать ответ, когда по лестнице спустился пожилой чопорный дворецкий. Он с важным видом спросил у меня, не тот ли я джентльмен, который является владельцем пса, сидящего на ступеньках у входа в дом.

Я не стал отрицать этого, полагая, что мне будет предложено тотчас забрать собаку, а заодно удалиться самому, но дворецкий лишь кивнул в ответ и приказал лакею впустить пса в дом, помочь моему слуге отнести багаж в зеленую спальню и позаботиться, чтобы гость его светлости чувствовал себя как дома. Другому лакею было велено забрать мою шляпу и плащ.

— Благодарю вас, — ответил я, — но мне бы не хотелось причинять беспокойство в такое тяжелое для вас время, хотя у меня и было желание побеседовать с его светлостью…