Впрочем, следующая фраза намного основательнее вздыбила волосы у меня на затылке:

– Ему не мешало болтать языком даже отсутствие рук и ног.

– От… отсутствие?

– Ну да. Самый верный способ не дать кому-то сбежать – это наверняка лишить его такой возможности, – скривились губы Лус. Немного грустно, однако ничуть не сожалеюще. – Но я все же немного удивился, когда увидел подарок, который ты приготовил для меня.

А вот я не задал себе вопрос, почему так поступаю. Тогда, взявшись за лопату. Просто действовал по наитию. Неужели отпечаток демона во мне был настолько силен, что вторгся даже в воспоминания? Я ведь не задумывался ни разу, ни перед одним из ударов, как будто знал, что и как следует делать. Благодарение Божу, что все это в прошлом!

В нашем общем прошлом, правда.

– Он многое рассказал мне. Наверняка где-то и в чем-то соврал. Пусть. Зато признался в главном. Он не собирался возвращаться. Ему нравилось здесь, понимаешь? Он мог порхать из тела в тело, творя все что заблагорассудится, потому что научился справляться с желаниями кукол в два счета. И все это без страха быть когда-либо наказанным, ведь никто и никогда не заставил бы его держать ответ за совершенные преступления.

– Но ты сам говоришь, что ему все-таки пришлось. Сын оказался сильнее или хитрее и…

– Я знаю, это трудно принять, – сочувственно вздохнул демон. – Но попробуй. Пожалуйста. В моем мире Себерро Рен был человеком. Одним из многих, несмотря на все достоинства. И прятал свои страсти, то ли стыдясь их, то ли боясь получить заслуженное возмездие. А здесь… Здесь все самое дурное, что в нем было, обрело свободу. Полную. Безграничную. Знаешь, что он делал, когда узнал, какое следующее тело для него приготовлено? Он смеялся. Смеялся, представляешь?! Для него все это было игрой. И не только для него.

Черты Лус вдруг стали совсем неподвижными, словно маска. Зато в глазах постепенно набирал силу огонь, имевший мало общего с алыми искрами демонического взгляда.

– Глоди прояснил все окончательно.

– Во время вашего последнего разговора?

– Нет, намного раньше. Когда угостил нас вином и выпустил язык из-за зубов.

Ну да, помню. Не самая веселая история. И не самая благопристойная.

– Я простил бы ему преследование Либбет. Хотя бы за то, что он отправился за ней даже сюда, не зная ничего о мире за «вратами мечты». Но дальше… Верю, ему трудно пришлось со старым садовником. Тем более что нет ничего более далекого друг от друга, чем Глоди и огородные заботы. У него была возможность вернуться. Когда кукла умирала. Никто не мешал уединиться так, чтобы ни одна живая душа не оказалась рядом в решающий миг. Я, наверное, поступил бы именно так. А что сделал он?

Карий взгляд требовал ответа, и я пожал плечами:

– Остался.

– Да! Остался. И не просто остался, а намеренно выбрал новое тело для продолжения жизни. Тамошний хозяин был жесток и безжалостен, но Глоди нашел ключик к его благоволению. Выращивал всякие диковинки, пока наконец не соорудил настоящую мерзость… Думаю, она пришлась по вкусу тому любителю колокольчиков.

– Его могли заставить, – предположил я, сам не понимая, зачем это говорю. Наверное, мне было отчасти жаль, что демон разочаровался в друге своей юности.

– Заставить? – Лус хохотнула снова, коротко, почти каркающе. – Поверь на слово: это невозможно. Разве есть вещь, которая может напугать того, кого за порогом смерти ждет новая жизнь?

– А она не пугает? Эта самая жизнь? Ты говорил, что не можешь вернуться, тем не менее не боишься уйти. А он, похоже, боялся. Вы знали друг друга с детства?

– Можно сказать.

– Он был трусом? Хоть в чем-нибудь?

Демон подумал и признал:

– Нет.

– Значит, ты не все рассказал о своем мире. Или не упомянул чего-то привычного для тебя, но важного.

Брови Лус задумчиво сдвинулись к переносице.

– Перестать чувствовать. Это страшно?

– Для человека, упустившего свою любовь? Скорее наоборот.

– Стать избранным, но изгоем?

– Еще лучше! Никаких волнений, забвение, и только.

– Остается только присяга, но она… – Демон оборвал фразу и растерянно уставился на меня.

– Присяга?

– Да. Каждый «выдох», вернувшийся в сознание, обязан принести присягу на верность императору и империи. На верность до последнего дня.

И все-таки он еще такой молодой! Иначе ничему не удивлялся бы. Но может, это и хорошо?

– Хочешь, объясню?

– Давай! – Лус азартно приподнялась на подушках.

– Очень просто. Правда, просто! Здесь ты получаешь возможность делать все. Вообще все. Если не получилось с одним телом, на очереди ждут другие. Сотни. Тысячи. У кого-то из них наверняка родится в голове желание, безумнее уже исполненного тобой. А главное, ты не знаешь, каким оно будет, зато предвкушаешь… И чем дальше, тем привычка сильнее конечно же. Это как с вином, если время от времени себя не одергивать. И если не нужно каждый день нести службу. Понимаешь? – Я не удержался и подмигнул.

– Пока не совсем, – признался демон, но что-то в девичьих чертах указывало: тропинка вот-вот выведет размышления к свету.

– Каждый день – только для тебя одного. Только твой. Нет родственников, нет возлюбленных, нет долга перед кем бы то ни было. Ты принадлежишь себе и никому больше. Ты – хозяин собственной страны. Ну да, извне могут постучаться, могут больно уколоть и всякое такое, но ты в любой миг волен сбежать и построить новый дом. Для единственного жильца.

– Наверное, оно того стоит.

Вывод прозвучал весьма неуверенно. Неужели я тратил свое красноречие на неблагодарного слушателя?

– Конечно, стоит. Владеть своей жизнью от начала и до конца – подарок, о котором можно лишь мечтать.

Губы Лус сжались, расслабились и снова напряглись, словно девушка что-то прожевала. Хорошо хоть не выплюнула.

– А вот я не мечтаю. Это глупо?

Соблазн ответить утвердительно был велик, но с ним удалось справиться.

– И я не мечтаю.

– Почему?

Он спросил не из праздного любопытства: теперь, стряхнув с себя отпечатки чужих сознаний, я снова начал чувствовать обстоятельства. Как прежде. Как раньше. Но простота выяснения причин никогда и никак не влияла на принятие решений. А помочь демону услышать то, в чем он нуждается, можно было одним-единственным способом.

Дать ответ на вопрос, заданный самому себе.

– Я не хочу что-то менять. По-настоящему – не хочу. Мир, в котором я живу, не самое лучшее, что вообще может быть, но он мне привычен. Он понятен. И постоянен, по крайней мере, пока это зависит от меня. Я чувствую, что должен защитить это постоянство.