давно у них превратился в супружеский долг, а затем и в справление нужды. Никакой любви, игры, обольщения, никаких прелюдий и даже минимальных ласк, никаких поцелуев и лживых комплиментов. Чистая механика, напористая и торопливая, как с надувной куклой. За всю их скудную интимную жизнь Кук ни разу не отступил от привычной ему рабоче-крестьянской позы, называемой в народе бутербродом. Мария с нездоровым интересом, граничащим с изумлением, слушала, как её подруги Ёлка с Татьяной обмениваются своим сексуальным опытом, и недоумевала, как эти вполне приличные женщины могут быть такими развратными. «Развратом ханжи называют секс, в котором они не участвуют, – смеялась над её наивностью Ёлка. – Запомни, тётя из аула: «Чем выше интеллект, тем ниже поцелуи!» Мария запомнила и даже попыталась однажды применить эту мудрость на практике, но Кук, вытаращивший на жену сонные глаза, как плетью хлестнул: «У тебя что, под старость башню заклинило?». Больше она к этой теме никогда не возвращалась – осознала, что перестала быть для мужа желанной женщиной, превратившись сначала в «мать», а затем и в «бабулю».

В этом контексте появление на арене любовницы было, пожалуй, явлением закономерным. С точки зрения геометрии, любовный треугольник возникает лишь в том случае, если один из углов – тупой. Она, Мария, и была этим тупым углом, не желавшим фиксировать тревожные симптомы семейного краха, прятавшим голову в песок при явных признаках неблагополучия.

И как же она, неглупая от природы, могла не замечать очевидного: что, когда она снимает телефонную трубку, на том конце её сразу же кладут, а буквально через минуту Кук несётся во двор к машине, бросив в карман мобильник. Что, отмечая праздники, уже после первого тоста Олег куда-то торопливо уезжает: «Необходимо поздравить одного нужного человека». Мария вспомнила, как в прошлом году взялась чистить куртку мужа и обнаружила в кармане бархатную продолговатую коробочку с необычайной красоты золотым гарнитуром: браслетом и колье. Было это накануне Ленкиного дня рождения, и она, решив, что это – подарок для дочери, пожурила Олега: «Ну, зачем так потратился, мы ведь за «бээмвуху ещё не рассчитались». Неожиданно для неё Кук рассвирепел: «От вас спрячешь что-нибудь! Вам и ордер на обыск не нужен!» Оказывается, Ленка получила подарок, предназначавшийся совсем не ей.

Пока дочь жила с ними, Олег ещё пытался изображать главу семейства, а после её замужества совсем отбился от дома. Любит ли она Кука? Пожалуй, ещё любит, но уже не так, как раньше. Она привыкла к нему, к статусу замужней женщины. Остаться одной ей страшно. Не просто страшно – жутко. Но и жить с мужем, как раньше, она уже тоже не сможет. Разрушилась стабильность. Теперь её будет преследовать вечный страх: уйдёт или останется? Что же ей делать? Если она устроит Куку скандал и выдвинет ультиматум, он ведь и в самом деле может уйти. Насовсем. К этой ластоногой профуре, Ленкиной ровеснице. Уйти самой? Куда? Стать социальщицей? Надеяться устроиться по специальности, имея диплом киргизского педучилища? Смешно. Снова отправиться на пекарню? Только не это. Пекарня была худшим воспоминанием первых лет её пребывания в Германии: тогда Мария одна тянула семью, пока Кук искал себя в новых условиях. Сейчас у неё работа – не бей лежачего: сидит себе в солярии рядом с домом в роли наблюдателя за порядком, книги читает. В помещении уютно, музыка играет, и работы-то всей: напитки клиентам предложить, деньги на жетоны обменять да убрать в конце смены практически чистое помещение. Опять же присутственное место из окон квартиры как на ладони: заменять им с Танькой друг друга удобно, если кому-то куда-то приспичит… По всему видать, скоро придётся менять привычный ритм жизни. И как она впишется в роль одиночки? Впрочем, Танька с Ёлкой спокойно без мужей обходятся, и обе утверждают, что замужество – не личная жизнь, а полное её отсутствие…

Печальные размышления Марии были прерваны грохотом, напоминающим звуки африканского тамтама. Она прислушалась: входная дверь содрогалась от ударов. Только Танька позволяет себе так «звонить». Наверняка её руки сейчас заняты каким-нибудь подносом с очередным кулинарным творением, которое Мария вынуждена будет дегустировать и хвалить. Упаси, Господи, при этом произнести: «Очень вкусно, но я бы немножко…». Кук однажды попытался вставить свои пять копеек по поводу Танькиной морковки по-корейски: «А у нас в Киргизии настоящие корейцы делают так…» С тех пор Татьяна объявила ему голодовку – в том смысле, что перестала угощать соседа своими кулинарными шедеврами. Провожая Марию на лестничную площадку после бабских посиделок и нагрузив её очередным деликатесом «Леночке и тебе на завтра», она громко, на весь подъезд, орала вслед поднимающейся по лестнице подруге: «Куку не давать! Поняла?».

4

Ну, разумеется, это была Танька с подносом. «Печёночный торт!» – объявила она голосом конферансье из образцовского «Необыкновенного концерта». – Куку не давать! И не говори, что он и так моего не ест. Брехня! Жрёт всё, что гвоздями не приколочено. Пузо вон уже больше, чем у беременной бабы.

Отковырнув кусочек, Танька отправила его Марии в рот со словами:

Он на вкус хотя и крут,и с него, бывает, мрут,но какие выживают,те до старости живут!

Надо отметить, что Татьяна, в прошлой совковой жизни трудившаяся руководителем самодеятельного драматического коллектива Дворца культуры шинников в украинском городке Белая Церковь, была большой поклонницей творчества Леонида Филатова. Когда в прессе стали появляться его эпиграммы, стихи и поэмы, она заглатывала их со скоростью звука. А уж «Сказка о Федоте-стрельце…» вызвала у неё такой поросячий восторг, что Татьяна тут же поставила её на сцене своего «мини-МХАТа» и с неизменным успехом «гастролировала» со своей труппой по близлежащим населённым пунктам. Сама Танька играла в спектакле приколистку Бабу Ягу, но, вынужденная подменять заболевших, забеременевших и спившихся актёров, знала текст каждой роли с любого места. С тех пор прошло уже много лет, но она, как и прежде, цитировала своего кумира.

Кроме бесконечных пулемётных очередей из «Федота-стрельца», других тараканов в Танькиной башке не было. Разве только помешательство на научно-популярной информации, имеющей отношение к здоровью и долголетию. Тут равных ей просто не было: Татьяна читала об этом всё – в русских и немецких книгах и журналах, в отрывных календарях, в учебниках по медицине. Её газета с телепрограммой была буквально испещрена жёлтым маркером, пометившим все передачи по терапии, закаливанию, диетологии, йоге, фитнесу, траволечению. Одним из излюбленных Танькиных коньков была генетика: какую бы тему ни муссировали в компании, она обязательно сводила беседу на «эту мутотень».

В остальном Танька была «дамой приятной во всех отношениях». Когда-то она была замужем за коренным немцем, алкоголиком и маразматиком. Вытерпев положенный законом