Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я спешно достала бумажник, швырнула купюры за свои заказы на стол, схватила куртку и начала натягивать. Надо убираться отсюда! Зачем я вообще приехала?!
— Я смотрю, ничего не меняется, — Пижон откинулся на стуле и скрестил руки на груди, — полнейшая непоследовательность действий. Сначала караулишь меня у подъезда, а лишь увидев — строишь униженную и оскорбленную и собираешься бежать.
— Да! — выпалила я, хватая чемодан, — потому что я думала… Я думала, тебе нужна помощь! Что тебе плохо! Я приехала, чтобы тебе помочь!
— Ух ты! — Денис придвинулся к столу, — а оказалось, что все у меня хорошо, да? Как же тебя это расстроило-то! Тебе нужны только юродивые? Интересны мямли, те, кто скулит? Нет, дорогая, не дождешься меня таким увидеть! Иди к своему Артему — его утешай!
— Да пошел ты! — выкрикнула я и бросилась вон из кафе. Чемодан, следуя за мной, жалобно стучал колесиками.
Мысль «а куда идти-то?» пронзила мне голову лишь спустя полчаса. Все это время, в слезах бормоча неласковые эпитеты в адрес Пижона, я мчалась куда-то, волоча за собой чемодан.
Я остановилась в темноте улицы и достала телефон. Ну, конечно! Ничего не работает! Нужно искать место, где есть вай-фай! Еще больше разозлившись, мы с чемоданом двинулись дальше. Видимо, раздражение багажа достигло своего пика — одно из колесиков оторвалось.
Добредя до кафе с хромающим чемоданом в руках, я плюхнулась за столик и все-таки нашла номер в отеле недалеко.
Провалилась в сон, едва коснувшись щекой подушки.
Глава 42. Точка
С утра первым делом я купила билет в Бордо. Оставаться здесь смысла нет: учеба идет, Пижон меня послал. Я собралась и покинула отель. Но дойдя до метро, я остановилась.
Он опять сломал все мои планы! Что я хотела сделать?!
Я хотела высказаться! Хотела сказать ему, что простила его, что люблю… Ладно, что «люблю» не обязательно до него доносить… Что любила его! Что ни на кого его не меняла! Что он предал меня и сделал мне больно, но все равно! Все равно, даже не смотря на это — я продолжала любить его!
И да! Это надо мне! Поступить таким образом сказало мне сердце! И я это сделаю! И мне плевать, что ему плевать! Мне начихать, что для него это не важно! Я хочу, чтобы он знал! Он должен знать, что он был главным человеком в моей жизни! А он выкинул меня, предал, вытер об меня ноги… Я хочу, что бы он обо всем этом знал!
Раненый чемодан подпрыгивал на кочках, я шла к ближайшему кафе.
Написать ему смс? Все-все-все рассказать?…
Нет.
Я напишу ему письмо и отправлю по почте! А дальше пусть провидение решает: дойдет ли конверт, получит ли Пижон его или выбросит вместе с макулатурой почтового ящика… Это не важно. Я должна сказать! И я скажу все, что хотела!
Официант принес мне кофе, бумагу и ручку. Я, чуть собравшись с мыслями, задержала стержень у белого листа, а потом слова запрыгали, образуя строчки.
От чемодана оторвалось еще одно колесико и теперь справляться с ним стало практически невозможно! Превозмогая усталость и обливаясь потом, я все же доплелась до почтового отделения, купила конверт, марку и отправила письмо.
Все. Дело сделано. Я приехала не зря. Я увидела, что больше не значу для Пижона ровным счетом ничего (а значила ли когда-либо?), рассказала ему все, что было у меня на душе и отправила письмо.
С чувством горького удовлетворения — ведь я все-таки поставила некую «точку» в наших отношениях, когда письмо проглотил почтовый ящик, — я вновь отправилась в очередной общепит, чтобы поймать интернет и вызвать такси до аэропорта.
В самолет я практически заползла и еще до взлета крепко уснула.
Глава 43. Артем
Мне стало легче.
Да, было грустно. Где-то внутри, в районе сердца поселилась та самая «точка», что я поставила в наших отношениях с Пижоном, и я ее ощущала ежеминутно. Неужели раньше я надеялась на что-то? Вроде нет, но… Сейчас для меня стало очевидно: все кончено. Черта подведена. И это ощущалось. Я носила с собой это понимание везде.
Однако, это ощущение «точки» помимо тоски дарило свободу!
Это необъяснимо! Мне было грустно, но то была светлая грусть!
Да, все кончено. Но я раскрыла ему все свои чувства! Я не хочу, чтобы Денис думал обо мне плохо: я слишком уж сильно любила его, чтобы вымарывать наше прошлое сомнениями в моей искренности!
Артем, наконец, улетел в Аргентину. Но до этого мы провели вместе вечер. Он уже не скрывал, что по уши влюблен в Адель (ему повезло, что она сносно знает английский, а то бы общались жестами). Прожужжал мне все уши, какая она ранимая, какая у нее тонкая душа и трепетные чувства. Даже попытался укорить меня в том, что это я не досмотрела (она ведь «твоя подруга!») и допустила ее срыв!
Но я — не «преподобный Мишель», как теперь называли Лорье студенты, и не стала брать на себя вину за пакости других. То, что Адель совершила именно пакость — у меня сомнений не было. Однако, раз в итоге от содеянного реально пострадала только она — у меня не было оснований держать на нее зла. Правда, и общаться я с ней тоже не особо хотела.
Артем согласился со всеми моими доводами, но вот про наше с Адель общение (точнее, его отсутствие) и слушать ничего не захотел:
— Марсель! Я тебя умоляю, — с жаром повторял он снова и снова, — пожалуйста! Побудь с ней рядом хотя бы пару месяцев! Ради нас с тобой! Ради нашей дружбы! Ей ведь нужно как-то пережить все то, что было!
— Если бы она не написала этот плакат…
— Знаю! — перебил меня Артем, — но она его написала! Этого уже не вернуть,