(7) И после Фабия консулы затягивали войну, пользуясь его способом. Это – сговор всей знати; войне не будет конца, пока граждане не проведут в консулы истинного плебея, то есть нового человека[263]; (8) ведь знатные плебеи уже приобщены к тем же священнодействиям, что вся знать, а народ они презирают с тех пор, как их перестали презирать сенаторы. (9) Кому же не ясно, что все это проделано, лишь бы продлить междуцарствие и передать выборы в руки сенаторов?

(10) Этого и хотели консулы, задерживаясь при войске, а так как диктатор был назначен против их воли, то авгуры и объявили его выборы недействительными. (11) Междуцарствие в их власти, но уж одно-то из консульских мест принадлежит плебеям, и народ волен отдать эту должность тому, кто предпочтет поскорей победить, а не пользоваться подольше властью.

35. (1) Народ был подогрет этими речами, и хотя искали консульства трое патрициев, Публий Корнелий Меренда, Луций Манлий Вольсон, Марк Эмилий Лепид, (2) и двое плебеев из знатных семейств, Гай Аттилий Серан и Марк Элий Пет, из которых один был понтификом, а другой – авгуром, тем не менее избран был единственный консул Гай Теренций. Теперь от него зависели и выборы сотоварища[264].

(3) Тогда знать, убедившаяся, что соперники Теренция оказались недостаточно сильными, уговорила Луция Эмилия Павла, который в свое время был консулом вместе с Марком Ливием и к черни относился враждебно (когда коллега был осужден, он и сам едва уцелел[265]), выставить свою кандидатуру; отказывался он долго и упорно.

(4) На ближайшем народном собрании все прежние Варроновы соперники отступились, и не столько в товарищи, сколько в противники ему выбран был Луций Эмилий Павел. (5) Затем состоялись выборы преторов; избраны были Марк Помпоний Матон и Публий Фурий Фил: Фил должен был разбирать тяжбы между гражданами, Помпоний – между гражданами и чужеземцами; (6) дополнительно были выбраны еще два претора: Марк Клавдий Марцелл[266] для Сицилии, Луций Постумий Альбин для Галлии.

(7) Все получили назначения в свое отсутствие; никому, кроме консула Теренция, его магистратура не была внове; многих отважных и деятельных мужей обошли, считая, что в такое время следует поручать всякое дело только человеку, с ним знакомому.

36. (1) Увеличено было войско, но сколько прибавили пехоты и конницы и сколько какого рода оружия, об этом писатели говорят по-разному, и я не осмелился бы на чем-то настаивать.

(2) Одни говорят, что войско пополнили десятью тысячами новобранцев; другие – что было набрано четыре новых легиона, чтобы, воюя, располагать восемью легионами; (3) в легионе увеличено было число пехотинцев и всадников; к каждому добавили по тысяче пехотинцев и по сотне всадников: всего в легионе теперь было пять тысяч пехоты и три сотни всадников; союзники выставляли вдвое больше всадников, а пехоты – столько же.

(4) Ко времени битвы при Каннах войско состояло, как пишут некоторые, из восьмидесяти семи тысяч двухсот человек. (5) И, в чем все писатели сходятся, общий порыв и усердие, с каким велось дело, были беспримерны, так как диктатор уже обнадежил сограждан, показав им, что враг может быть побежден.

(6) Прежде чем новые легионы двинулись из города, децемвирам было велено справиться в Книгах[267] об устрашивших народ новых знамениях: (7) и в Риме на Авентине, и в Ариции[268] в одно и то же, как выяснилось, время шел каменный дождь, в Сабинской области на статуях выступила кровь, (8) в Цере кровь появилась в водах горячего источника – это особенно устрашало, потому что не раз повторялось[269]; в Крытом проулке, ведущем к Марсову полю, молнией убило несколько человек.

(9) По поводу этих знамений совершены были умилостивительные жертвоприношения согласно указанию Книг. Послы из Пестума[270] пришли в Рим с золотыми чашами – их, как и неаполитанцев, поблагодарили, но чаш не приняли.

37. (1) В эти же дни в Остию прибыл от Гиерона флот с большим запасом продовольствия. (2) Послов представили сенату; по их словам, собственное горе и бедствия государства не огорчили бы царя Гиерона больше, чем гибель консула Гая Фламиния и его войска[271]; (3) он прекрасно знает, что величие римского народа в бедствии еще удивительнее, чем в счастии, (4) но тем не менее послал все, чем добрые и верные союзники помогают в военное время; он умоляет сенаторов не отказываться.

(5) Прежде всего он подносит как доброе предзнаменование золотую статую Победы, весом в двести двадцать фунтов: пусть они ее примут, пусть держат ее у себя и пусть они вечно считают ее своей собственной. (6) Сейчас привезено тридцать тысяч модиев[272] пшеницы и двести тысяч модиев ячменя, чтобы не было нужды в продовольствии; подвезено будет еще, сколько потребуется: пусть только римляне распорядятся.

(7) Царь знает, что в пехоте и коннице служат только римляне и латины, но в легковооруженных вспомогательных отрядах он видел и чужеземцев. (8) Поэтому он отправил к ним тысячу лучников и пращников, они превосходно сражаются с балеарцами и маврами, вообще со всеми, кто владеет метательным оружием.

(9) Гиерон к своим дарам прибавил еще совет: пусть претор, ведающий Сицилией, переправится с флотом в Африку – карфагеняне на себе почувствуют, что такое война, да и посылать помощь Ганнибалу будет им затруднительнее.

(10) Сенат ответил царю так: «Гиерон явил себя благородным человеком и превосходным союзником с того самого дня, как вошел в дружбу с римским народом, верность которому соблюдал, всегда и всюду помогая римскому государству. (11) Золото, принесенное несколькими другими городами, римский народ, поблагодарив, не принял; (12) но Победу и доброе предзнаменование он принимает, определяет и назначает богине место на Капитолии в храме Юпитера Всеблагого Величайшего. Освященная в этой твердыне города Рима да пребудет она неизменно благосклонной к народу римскому».