Я хмыкнул, потом сразу посерьезнел и произнес:

— Сразу два неполиткорректных заявления. Оскорбление по расовому и половому признакам. Нужно следить за своими высказываниями, Хэрри.

Должен заметить, что арабо-мусульманская община Нью-Йорка на девяносто восемь процентов состоит из вполне цивилизованных и законопослушных граждан, но есть еще один процент потенциально опасных идиотов, которых использует в своих интересах второй процент — плохие или очень плохие парни.

Я в основном вел наблюдение за потенциально опасными идиотами и их же допрашивал. Но стоило мне накопать что-нибудь стоящее на плохих парней, как я сразу же должен был передавать эту информацию ФБР. А бюро, бывало, делилось этими сведениями с ЦРУ. Как вы понимаете, меня такое положение вещей не устраивало. Возможно, именно из-за этого я и невзлюбил свою работу — особенно после того, как Кениг распустил специальную группу. Вероятно, по той же самой причине я заглотил приманку в виде дела рейса № 800, которую забросила мне Кейт.

Раз уж мы заговорили об агентах ЦРУ, таких как покойный Тед Нэш, надо прямо сказать, что их у нас немного. Вернее, я их редко вижу, поскольку они обитают этажом ниже, а также в здании через дорогу — на Бродвее, 290.

При всем при том людей из ЦРУ время от времени подключают к нашим операциям. Когда их выводят из дела или когда я замечаю на их лицах испуг, меня охватывает ощущение необыкновенного счастья.

— Ты что вчера делал? — спросил меня Хэрри.

— Ездил на Лонг-Айленд на мемориальную службу.

— С чего бы это?

— Кейт работала над этим делом. С тех пор ездит туда каждый год. А ты, случайно, с этим делом не был связан?

— Нет.

— Но наверняка о нем слышал… В расследовании участвовало не менее пятисот человек. И знаешь, что в результате выяснилось? Что причиной катастрофы была техническая неполадка. Всего-навсего.

Хэрри промолчал.

Я же продолжил:

— На этой работе когда-нибудь станешь параноиком.

— А по-моему, мы уже все здесь параноики.

— Это верно… А ты чем сейчас занимаешься?

— Одним исламским благотворительным фондом. Такое впечатление, что собранные им деньги переправляют за границу какой-то террористической организации.

— Это противозаконно?

Хэрри рассмеялся.

— А я почем знаю? Полагаю, противозаконным является то, что деньги собираются на одно, а тратятся на другое. Проблема заключается в том, что организация, которой переводят деньги, вроде бы легальная, но проследить, где эти деньги оседают, трудно, почти невозможно. Это все равно что выяснять, куда уходят деньги с чековой книжки моей жены… Сейчас за передвижениями средств этих арабских благотворителей следит ФБР. А у тебя что?

— Кое-какие вопросы исламской культуры.

Хэрри снова рассмеялся.

Я же вернулся к лежащим передо мной бумагам. Это были очередные инструкции, с которыми нужно было ознакомиться.

Все по-настоящему интересующие меня материалы хранились в папках, которые федералы называют «досье» и держат в шкафах в запертой комнате. Чтобы получить к ним доступ, необходимо заполнить соответствующее требование, которое отрабатывалось незнакомыми мне людьми, после чего либо отклонялось, либо возвращалось вместе с нужной мне папкой.

Вынужден признать, что мой доступ к секретной информации имеет четко очерченные границы, поэтому мне ничего не оставалось, как заниматься делом Халила или другими, которые мне поручали. Это мешало мне отслеживать связи между текущими делами, находящимися в разработке в нашем отделе. Из соображений секретности каждый из нас занимался своим узким аспектом проблемы. По моему скромному мнению, отсутствие ретроспективы и широкого взгляда на вещи сказывалось на деятельности нашего отдела не лучшим образом. В полиции, например, все имеют доступ ко всем делам, и не нужно спрашивать разрешения, чтобы взять какое-нибудь из них с полки, будь оно хоть двадцатилетней давности.

Впрочем, особых причин для недовольства у меня не было. До сих пор, насколько мне известно, федералам удавалось ограждать Штаты от разгула глобального терроризма.

За исключением одного случая. Или двух. Или, быть может, трех?

Первым случаем был взрыв бомбы во Всемирном торговом центре. Это вызвало шок — как у общественности, так и в силовых ведомствах, но тем не менее почти все организаторы этого теракта были задержаны, предстали перед судом и теперь отбывают пожизненный срок.

Между башнями-близнецами воздвигли прекрасный гранитный памятник, посвященный памяти шести жертв теракта, — как раз в том месте, где взорвалась заминированная машина, только не в подземном гараже, а на поверхности.

Следующим был взрыв самолета компании «Транс уорлд эйрлайнз». Это могло быть делом рук иностранцев. А могло и не быть.

Было также дело Асада Халила, которое, с моей точки зрения, следовало рассматривать как проявление терроризма. Однако правительственные чиновники квалифицировали его как серию убийств американских граждан, совершенных субъектом ливийского происхождения на почве личной неприязни.

Когда речь заходит о национальной безопасности и борьбе с международным терроризмом — то есть сферах, изначально от меня далеких, мне остается только уповать на то, что люди, которые занимаются этой работой, делают ее хорошо. Но временами я в глубине души позволяю себе в этом усомниться.

Я встал, надел пиджак и сказал Хэрри:

— Пикни мне на пейджер, если начальству вздумается устроить какое-нибудь совещание.

— Куда это ты собрался?

— Выполнять особо опасную миссию. Предупреждаю, что могу не вернуться.

— Если все-таки вернешься, купи мне булочку с польской сосиской, ладно? Только без горчицы.

— Сделаю все, что в моих силах.

С этими словами я быстро вышел из комнаты, бросив взгляд на Кейт, самозабвенно созерцавшую монитор своего компьютера.

Хотя мы живем в эру мобильной связи, на улице еще можно обнаружить обыкновенные телефоны-автоматы. Я направился к одной из телефонных будок, находившихся на Бродвее. Было тепло, но на небе уже собирались тучи.

Достав свой сотовый телефон, я извлек из недр его памяти номер мобильника Дика Кернса, но позвонил ему по телефону-автомату.

Дик Кернс, в прошлом мой коллега по Департаменту полиции Нью-Йорка, уволился из ОАС несколько месяцев назад и сейчас был вполне гражданским человеком, работавшим по контракту на федералов. В его обязанности входила проверка благонадежности тех или иных типов.

— Алло? — сказал он.

— Это Служба расследований Дика Кернса?

— Она самая.

— Полагаю, у моей жены есть любовник. Вы бы не могли за ней проследить?