кулак полетел на друга, но Степан уже пришел в себя и отбил удар.

— Вот именно, Серый, я все знал, и не позволял себе даже в мыслях трогать её. — Черных снова защищался от выпадов с кулаками.

— Какого хрена, я полночи провожу в обезьяннике, а мой друг трахает мою девчонку.

Карина сидела и боялась встать с кровати, она не одета, ночью, ей было неудобно спать, и она сняла лифчик. Теперь точно ничего не докажешь взъерошенному Романову.

— Сережа — окликнула она его.

— Заткнись — он такими бешеными глазами посмотрел на неё, что остальные слова застряли в горле.

— Серый, я бы тебе разве дал ключ от моей квартиры, если бы у меня были от тебя тайны?

— Ты специально так сделал. Хотел, чтобы я вас увидел. Ты знал, что я хотел подарить кольцо ей.

— Прости брат. — Степан, опустил руки. Посмотрел, прямо в глаза Серого.

— Я тебе. Больше. Не. Брат. — Серый разбил кулаком нос Степана. — И не смей меня называть другом.

Он достал из кармана коробочку и кинул её в ноги Мамедовой. Карина сидела, поджав коленки, и глотала слезы, как только Романов резко развернулся и вышел из квартиры, она зарыдала в голос.

Степан стоял, задумавшись, зажав нос ладошкой, он реально не понимал, как Мамедова могла оказаться в его кровати. Он же держался все время, сам себе не признавался, что Карина тронула его сердце. Как так — то а?

Карина вынырнула из вод неприятных воспоминаний.

— Не спал тогда со мной Степа, это я ввела его в недоумение, потому, что хотела его.

— Полный пиздец. — Сергей сидел он был в напряжении, руки сжали ладошки до посинения пальцев. — Я вот только не пойму, мне то на хрена, ты столько времени мозги компостировала. Сразу нужно было признаться, что тебе Степка нравится. Ну, пострадал бы немного, мальчик Сережка, и жил бы дальше спокойно. Ты же четыре года была моей, девушкой. Я год нашей дружбы не считаю. Ты — он вытянул руку и уставил в неё указательный палец — отдала мне девственность, спала со мной. Два последних года наших встреч, мы открыто ночевали то у меня, то у тебя. Я как дурак, надеялся на счастливое будущее, детей хотел с тобой заводить, а ты меня просто обманывала. — Он тяжело вздохнул и отвел от неё взгляд. Смотреть на эту предательницу не мог, слишком тяжело на душе.

— Сережа, я тоже всего этого хотела, но поняла, что хочу это с другим. Я не могла дышать без него, мне нужно было видеть его. Я и сейчас болею, когда долго не слышу хотя бы его голоса.

— Короче, по хер мне уже. Я переболел тобой. Я тебя услышал, можешь уходить.

— Ты простишь его?

— Ааааа — Серый закинул голову назад, и усмехнулся, — все — таки ради него пришла.

— Да. — Карина встала и строго посмотрела в глаза бывшему — Ты же портишь ему жизнь.

Она поймала удивленный, но заинтересованный взгляд Романова.

— Зачем ты украл его невесту, прямо перед свадьбой?

— С чего ты взяла?

— Ты же сам прислал ему какие-то фотографии.

— Ему прислали фотографии?

— Ну да, он мне сам сказал, что сначала узнал тебя по твоему кольцу — она ткнула пальцем на правую стопу — а когда пробили номер, то он уже точно знал, что это ты.

— Хммм — Романов задумался. — Не твое дело, для чего я это сделал. И я, очень рад, что познакомился с Еленой.

Карина поймала у Серого мечтательный взгляд и улыбнулась.

— Тебе она понравилась?

— С чего ты взяла?

— Я тебя знаю как облупленного. С полуслова и полвзгляда, уже понимаю, о чем ты думаешь.

— Ошибаешься, Каринка, ни хрена ты меня не знаешь, такого, какой я сейчас.

— Ты поговоришь со Степой?

— Мне нужно все обдумать.

— Подумай. Виновата только я. Степа, правда, тогда не спал со мной. И не собирался.

— Все вали домой Мамедова, папочка наверно уже волнуется, куда его девочка пропала.

— Я уже взрослая, самостоятельная женщина, Сережа.

— Да. Да. — Сергей смог улыбнуться Мамедовой, первый раз за годы их ссоры, ему не хотелось её оскорблять и унижать, за предательство, встреча с Еленой изменила его жизнь. Бывшая любовь ушла на второй план, и даже сейчас находясь рядом с ним, ему не хотелось её поцелуев и объятий.

25

Елена сидела напротив Ивана Гавриловича, следователь внимательно изучал Власову, последний раз он видел её беременной, на похоронах Олега. Сейчас, напротив него сидела молодая женщина, с уверенным взглядом темных, серых глаз, волосы собраны в хвост на затылке, минимум косметики, в строгом деловом костюме. Она создавала впечатление сильной, с внутренним стержнем женщины. Иван пытался понять по её поведению, где она его обманывает, но не мог пробиться сквозь стену, которую она выстроила между ними.

— Так, вы утверждаете, что сами покинули страну, испугавшись нового замужества?

— Да, все верно. — Голос звучит ровно, говорит без заминок.

— Ваше имя не числится в списке пассажиров.

— Не знаю, может, был сбой в программе.

— Вы понимаете, что сейчас подставляете себя, утверждая, что вылетели по поддельным документам.

— Я этого не говорила.

— Говорили вашему жениху.

— Не помню такого. И мы больше не вместе.

— Жаль. — Иван Гаврилович посмотрел на женщину, старался как можно мягче объяснить ей, что не причинит ей вреда. — Господин Черных достойный молодой человек.

— Мы будем обсуждать мою личную жизнь? — Елена посмотрела на пожилого мужчину. — Я думаю, вы можете закрыть дело, я вернулась, со мной в порядке.

— Хорошо. — Следователь подвинул ей исписанный лист бумаги, — распишитесь.

Елена поставила крупную резолюцию, и пошла на выход из кабинета.

— Я знал вашего мужа — услышала Власова в спину. По позвоночнику пробежали мурашки, она развернулась и посмотрела на следователя. — Надежды подавал, из него бы отличный следователь получился.

— Я знаю. — Голос женщины дрогнул.

— Вы должны беречь память о нем, но не стоит из-за этого закрываться от других мужчин.

— Иван Гаврилович, спасибо за беспокойство, но как мне жить, я буду решать сама.

Лена не могла больше держаться, её душа заметалась, при упоминании мужа, и накатила тоска, еще и обстановка вокруг напомнила об Олеге. Он тоже когда — то сидел в таком же кабинете, в этом здании. Глубоко вздохнув, она попрощалась и поспешила выйти на свежий воздух, чтобы облегчить доступ кислорода в свое разбередившееся сердце.

Власова вернулась домой, на работу в таком состоянии идти она не могла. Прошла к серванту, открыла дверцу и достала фотоальбом, руки её дрожали. Давно,