– Ладно, – выдохнул он. – О, а это что? – с энтузиазмом переключился папа на мышку в лабиринте.

– Это ничего! – протараторил Федор и ловко прикрыл участок лабиринта книжкой.

– Запрещать и ругать не буду, – поднял отец правую руку. – Только помогу. Честно.

– Ну… вот, – смущаясь, убрал преграду Федор. – Это Лучинка, она тихая.

– Знак синхронного взрыва накопителей? – усомнился отец, указав мизинцем на завиток между сережек.

– Мышь каждый обидеть может!

– Они отстегиваются, – показал Федор на еще один знак. – Лучинка дальше побежит, а накопители останутся. Она ведь только вперед бегать может, а кроме этого, все равно ничего придумать нельзя.

– С такими камнями – точно, – погладил папа мышку между ушек. – Вот что. Я обещал – помогу. – Он внимательно посмотрел на нас. – Но потом расскажу кое-что, и вы мне дадите обещание длиной в целую жизнь.

– Л-ладно, – оглянувшись на меня, кивнул вместе со мной Федор.

Вернулся Михаил через десять минут с небольшим деревянным сундучком. Распахнул – и на наших глазах выудил длинную полосу ткани, до того сложенную складками, каждый сантиметр которой был занят прозрачными пластиковыми блистерами, в которых угадывались крошечные ограненные камешки всех цветов радуги, они шли волнами оттенков – от верха с агатами и прозрачными камнями чистой воды в центре до самого низа с рядами темно-фиолетовых аметистов.

– Блистеры отстегиваются вот так, – щелкнул он пластиком, отстегнув оболочку. – Застегиваются стандартно.

– Нам вот этот, – деловито ткнул Федор в крохотный прозрачный камешек в центре тканевой ленты, а затем в его соседа. – И вот этот.

– Берите все, – отмахнулся отец. – Что не пригодится – вернете.

– Серьезно? То есть… х-хорошо. Мы немного, честно!

– Да хоть все, – улыбнулся папа. – Только проект сделай и сдай на проверку.

– Обязательно! – Ошарашенный такой щедростью, брат прижал ценный лоскут к груди.

– А вот еще, – демонстративно хлопнул папа себя по лбу и выудил из кармана два незамкнутых браслета, свитых из серебряной и медной проволоки, оплетающей крупные желтые камни. – Это тебе, Максим.

– А зачем? – полюбопытствовал я уже после того как взял в руки.

– Сверху и снизу от перелома нацепи, – подмигнул отец. – И через два дня сможешь танцевать. Только этим утром закончил, – смутился он.

– Спасибо!

Под методичным руководством Федора, с огромным интересом изучавшего подаренное, мы таки сомкнули браслеты на моей ноге. И получаса не прошло – было бы быстрее, если бы Федор не пытался зарисовать конструкцию. Я не особо препятствовал – самому было интересно следить, как одна широкая проволочка разлеталась на каскад тоненьких ниток и чуть позже вновь становилась единой. Если еще вспомнить, что это дело рук человека, сидевшего напротив, то к восхищению добавлялись уважение и светлая зависть к чужому мастерству.

А папа подозрительно притих и, хоть улыбался, явно был погружен в совсем невеселые мысли. Смотрел он куда больше на Лучинку и если задерживал на ком-то взгляд – то на Федоре, а вовсе не на мне и моей ноге.

– В нашем таланте видеть «искры» в камнях, – чуть охрипшим голосом произнес Михаил после того, как мы завершили, – в великом таланте Федора – видеть их в живом, в людях, зверях… Я так не могу, девочки тоже не могут. И еще я не могу сделать вот так, – кивнул он на мышку. – Чтобы управлять живым, надо видеть «искру» внутри. Влиять на нее. То, что я хочу сказать вам, и то, что вы должны знать: владельцев такого дара преследовали во все времена. Когда находили – убивали. Вместе со всей семьей. – Он затих, внимательно наблюдая, насколько серьезно мы восприняли услышанное.

– Но почему? – не веря, глухим голосом спросил Федор.

– Потому что можно заставить лошадь сбросить седока, – терпеливо ответил отец. – Можно заставить домашнее животное вцепиться в хозяина. Можно, теоретически, управлять самим человеком. Но все это легко расследовать и раскрыть, обвинить и наказать. Дара боятся и ненавидят не за это, а за совсем иную грань – тайную, опьяняющую властью и могуществом, раскаяние за такие поступки приходит уже на костре, – повысил он голос, – дар может забрать из живого «искру» и заключить ее в камень. Живое умрет. «Искра» останется в кристалле навечно.

– Но я же никогда не стану!.. – возмутился брат.

– Они этого не знают, – закрыл глаза Михаил. – Есть множество способов заставить любого делать то, чего он не желает. Камней с «искрами» мало. Камней с яркими «искрами», сильными и могущественными – считаные единицы. Но людей! С яркими «искрами» души! Ученых, профессионалов, волевых и сильных людей! Таких множество даже в самые темные времена. И злые люди могут захотеть забрать их «искру» и заставить ее служить себе внутри сильного артефакта. Поэтому никто не позволит такому таланту жить. Слишком много горя он может принести, каким бы добрым его владелец ни был.

– Мы никогда и никому не скажем о даре Федора, – схватил я брата за плечо, не дав ему продолжать спор. – Обещаем.

– Обещаю, – повторил Федор.

– Вот это вот, – кивнув, указал отец на мышь, – безобидно. Можно замаскировать, я помогу.

Рядом выдохнул Федор, да и я чуть расслабился.

– Но никогда, ни при каких обстоятельствах ничего подобного без разрешения вы делать не станете! Федор?

– Обещаем, – выдохнули мы.

– Максим, оставь нас наедине, пожалуйста, – не двигаясь с места, попросил отец.

Я ободряюще похлопал брата по спине и вышел в коридор.

– Но если ты действительно хочешь использовать свой талант во благо, придется очень много и прилежно учиться… – донесся голос отца.

В висках билась мысль – верят ли они мне, как верю я им? Странная, глупая мысль, но она все металась, заслоняя серыми крыльями все остальные. Я ведь никому никогда не скажу. Но уверен ли в этом Михаил? Раз сказал при мне – то уверен. Или нет? И как доказать им, что мне можно верить? Странная тайна, смертельная… Но мне совершенно не нужная, как с чужими тайнами обычно и бывает.

Наверное, я сильно переживал, потому прозевал наставника, усевшегося за кухонным столом напротив.

– Кхм, – привлек он внимание, откашлявшись в кулак, а затем и легонько хлопнув по серой папке, принесенной с собой. – Максим?

– Да? – дрогнул я плечами, отвлекаясь от синего узора на скатерти.

– Насчет соревнований. Я вот тут поинтересовался у своих… учеников, – чуть смутился он. – Может, тебе будет интересно?

– А что там? – придвинулся я поближе.

– Данные не то чтобы секретные, но вряд ли их вообще огласят до начала первого этапа, – пояснил он, медленно развязывая тесемочки. – Про тех, кто будет в конкурсной комиссии.

– Здорово, – изобразил я энтузиазм. – Только я ведь все равно никого из них не знаю.