Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Цель шесть! Шестьсот двадцать-четыре триста десять — пехота в укрытии. Ориентир — минарет у казарм! Цель двенадцать на ост четыреста восемьдесят-шесть сто — батарея. Ориентир — зелёная возвышенность!
Эти «заклинания» по проводам мгновенно достигали «Синопа», спустя полминуты начинал стучать шторкой сигнальный фонарь и семафорить флажками сигнальщики с мостика. Корабельные башни в боевой линии начинали доворачиваться, в бронированных внутренностях взвывали электромоторы, поднимающие из погребов снарядные чушки и стаканы зарядов, размеренно, как на учебных стрельбах двигались комендоры, заученными чёткими движениями готовя орудия к залпу и уже через минуту из срезов створов вырывались пламенные пучки, а через секунды сотни килограммов освобождённой из металлических оболочек снарядов взрывчатки взметали в воздух искорёженные тела турецких орудий и обрушивали стены на засевших в укрытии аскеров. Надолго запомнится в Царьграде эта бомбардировка, много лет будут оставаться не разобранными руины бастионов и казарм и незасыпанными глубокие воронки от снарядов главных калибров.
Хорошо видно с вышины, что происходит в горящем городе, где десантники с боями пробиваются всё ближе к восточной окраине. Кавторанг Большев переводит бинокль на дворцовый комплекс. Вот она какая, резиденция султанов, откуда столетиями хищные щупальца расползались по славянским землям! Даром, что называется «Сарай» — на деле настоящая крепость! Ничего, скоро и до дворца-сарая доберёмся… Э, похоже, кто-то уже подобрался к нему, иначе для чего вдруг туркам понадобилось выкатывать эти два орудия не фронтом в сторону наступающих десантников, а направлять стволы на какое-то старинное здание, отделенное от дворцовой стены только площадью?
— Виктор Константинович!
— Есть!
— Взгляните-ка вон туда! Видите орудия на той улице?
— Точно так. Начало Хамам-баир!
— Примите меры к ликвидации!
— Есть принять меры! — и снова черкает цифры карандаш, и снова хрипит голос в телефонную трубку…
Видно сверху и бухту Золотой Рог, в которой корабли огневой поддержки, окружённые водяными фонтанами, почти в упор сыпят малым калибром по противнику. Доброфлотовские пароходы после высадки второй волны десанта уже ушли на север, чтобы принять на борт болгарскую пехотную дивизию и Орловский полк, которым предназначено стать его третьей, решающей волной.
Однако же, похоже, не только русским десантникам предназначено получить подкрепления. По деревянному Галатскому мосту движется на южный берег плотная колонна сине-серых мундиров и не меньше двух батарей орудий. Колыхается в беге штыковой частокол, артиллеристы тянут под уздцы лошадей орудийных запряжек. Всего сотни три метров отделяет передних осман от берега, некоторые уже перехватывают с плеч на руку изготовленные к штыковому бою винтовки. Ещё немного — и вырвавшись на простор синемундирники с воплями «Иншалла!» рухнут стальной кувалдой на спину истекающих кровью в городском бою морских батальонов и стрелков…
* * *«Умник — в артиллерии,
Щёголь — в кавалерии,
Пьяница — на флоте…»
Так гласит старинная армейская мудрость. Но, разумеется, слова эти — простая шуточная подначка, далеко не всегда соответствующая действительности. И в пехоте были выдающиеся военные таланты — достаточно вспомнить того же Суворова или Драгомирова! И в артиллерии встречались откровенные бездари, и кавалеристы, особенно в армейских боевых частях после минувшей Японской войны стали стремиться к неброским маскировочным расцветкам полевого обмундирования, вплоть до требования окрашивания шкур лошадей белой, вороной, гнедой и рыжей мастей специальной краской защитного цвета «хаки». Что до «флотских пьяниц», то, увы, достоверно неизвестно, были ли среди господ адмиралов, офицеров и кондукторов Российского Императорского Флота и его нижних чинов убеждённые трезвенники, не потреблявшие ничего, крепче простокваши, однако люди, как говориться, «малопьющие» всё-таки встречались. Числил себя таковым и старший лейтенант Александр Иванович Тихменёв, командир миноносца?272. Не то, чтобы Александр Иванович избегал общения с боевыми соратниками в офицерской кают-компании Минной школы Морских Сил Черного моря, однако же и не проявлял особого рвения к возлияниям. А с тех пор, как Высочайшим Указом была объявлена мобилизация, а все черноморцы перешли в боевой режим несения службы, неформальное общение в офицерских кают-компаниях практически сошло на нет.
Так что в боевой поход командир «двести семьдесят второго» вышел с незамутнённым разумом и немалым боевым азартом. В случае удачного десантирования в Золотом Роге на всех участников операции неминуемо должен будет обрушиться поток награждений и повышений в чинах. Конечно, самому Тихменёву вряд ли стоит надеяться на чин капитан-лейтенанта, так как в старшие лейтенанты он был произведён только в минувшем 1911 году, однако весьма вероятным было вручение боевого ордена и получение более значимой должности на флоте: например, старшим офицером одного из крейсеров, а то и броненосцев. Но, однако, чтобы на деле ощутить подобные блага от «честной службы малолетнему царю-батюшке», Тихменёву было необходимо не только принять участие в успешной — обязательно успешной! — операции по высадке десанта и захвату Царьграда-Стамбула, но и живым и желательно невредимым вернуться в родную базу на вверенном его командованию корабле. Корабль же этот, что ни говори, был уже довольно дряхлым, по военно-морским понятиям, «ветераном». Не зря же заложенный в 1894 году миноносец?272 уже два года после капитального ремонта использовался, главным образом, в качестве учебного корабля в севастопольской Минной школе.
Тем не менее в качестве корабля прикрытия десантных судов «двести семьдесят второй» вполне годился. В его задачу входило не подавление вражеской артиллерии — эта роль была отведена главным калибрам тяжёлых кораблей главного ордера, — а огневая поддержка огнём скорострельных пушек высаживающихся на берег стрелковых рот и моряков-десантников. Для этого миноносцу вполне хватало имеющихся на его палубе двух полуторадюймовок и установленного накануне выхода турельного пулемёта. На случай же возможного столкновения с турецкими сторожевыми кораблями надежды возлагались на пятнадцатидюймовый носовой торпедный аппарат (два подвижных однотрубных оставались лишним грузом, так как торпеды были