— А ты? Ты знаешь? — вырвалось у меня.

— Т-с-с-с! Нет. И я тоже.

Мы завернули за последний поворот, и я распахнула дверь алхимической лаборатории. Мой рюкзак всё также лежал на столе, за эти четыре часа здесь ничего не изменилось.

— Но Люси и Пол узнали тайну, в этом я совершенно уверен. Когда мы виделись с ними в последний раз, они напали на след секретных документов, — он посмотрел на часы. — Вот чёрт.

— Дальше! — настаивала я, пытаясь схватить в охапку рюкзак и фонарик. В последнюю секунду я вспомнила про ключ от лаборатории и поспешно бросила его Лукасу. Откуда-то из глубины уже поднималось знакомое чувство, живот переворачивало, как будто на американских горках. — И пожалуйста, сбрей эти усы, дедушка!

— У графа были враги, упоминаний в хрониках о них почти не сохранилось, — скороговоркой забормотал Лукас. — Особенно сложные отношения у него сложились с одной тайной организацией, приближённой к церкви, она называлась «Флорентийский Альянс». Её члены поселились в Лондоне в 1745-ом, в год основания ложи, и им удалось похитить до… Думаешь, усы мне не идут?

Комната завертелась перед моими глазами.

— Дедушка, я очень тебя люблю, помни об этом! — выкрикнула я.

— … документы графа Сен-Жермена, в которых говорится, что главное условие заключается вовсе не в том, чтобы считать в хронографе кровь всех двенадцати путешественников во времени. Тайна откроется только… — в моих ушах всё ещё звенел голос Лукаса, а ноги уже оторвались от земли.

Через долю секунды на меня обрушилась волна яркого света.

И белая рубашка. Ещё несколько сантиметров, и я приземлилась бы прямо на ноги мистеру Джорджу.

Я вскрикнула от испуга и попятилась назад.

— В следующий раз надо будет дать тебе кусок мела для маркировки, — сказал мистер Джордж, качая головой. Он взял у меня из руки фонарик. Но моего возвращения в комнате ждал не только он один. Рядом с мистером Джорджем стоял Фальк де Виллер, за столом сидел доктор Уайт, а Роберт, мальчик-привидение, выглядывал из-за его спины. К стене прислонился Гидеон, на лбу у него красовался огромный белый пластырь.

Когда я посмотрела на Гидеона, у меня перехватило дыхание. Он принял свою обычную позу и скрестил руки на груди. Но лицо его было почти таким же белым, как и пластырь. В тусклом свете лампочки его глаза казались почему-то неестественно зелёными. Мне вдруг ужасно захотелось сорваться с места, подбежать к Гидеону, обнять его и подуть на ранку, успокоить его так же, как я успокаивала Ника, когда тот был ещё совсем маленьким, часто падал и ушибался.

— Гвендолин, ты в порядке? — спросил Фальк де Виллер.

— Да, — ответила я, не в силах отвести глаз от Гидеона. О, как же я по нему соскучилась, и поняла я это только теперь.

Неужели наш поцелуй на зелёном диване был только вчера? Хотя это вряд ли можно считать одним поцелуем, скорее, поцелуями.

В ответ на мой долгий взгляд Гидеон лишь беспристрастно посмотрел в мою сторону, так, будто бы видел меня впервые в жизни. Лицо его было холодным и отчуждённым, вчерашние чувства исчезли без следа.

— Я отведу Гвендолин наверх и посажу в машину, — спокойно сказал мистер Джордж. Он положил руку на мою спину и легонько подтолкнул меня вперёд, мимо Фалька, прямо к Гидеону.

— Как ты… как ты себя чувствуешь? — спросила я.

Гидеон ничего не сказал, он лишь взглянул на меня. Но от этого взгляда по коже побежали мурашки. Он смотрел так, будто перед ним не человек, а какой-нибудь предмет. Будто он увидел что-то обычное, не достойное внимания, как, например… стул.

Может, у Гидеона всё-таки случилось сотрясение мозга, он потерял память и теперь не знает, кто я? Внутри у меня всё похолодело.

— Гидеону следовало бы отлежаться в кровати, но сейчас ему придётся проэлапсировать несколько часов, чтобы избежать неконтролируемого прыжка во времени, — недовольным голосом пояснил доктор Уайт. — Это так легкомысленно с нашей стороны, снова отпускать его одного…

— Два часа в спокойном подвале в 1953 году, Джейк, — перебил его Фальк де Виллер. — На диване. Думаю, его это не очень обременит.

— Ничуть, — сказал Гидеон, и взгляд его стал ещё более мрачным, хотя ещё секунду назад мне казалось, что мрачнее его быть не может. Мне вдруг захотелось плюхнуться на пол и разреветься, как маленькой.

Мистер Джордж открыл дверь.

— Пойдём, Гвендолин.

— Одну секунду, мистер Джордж, — Гидеон крепко схватил меня за руку. — Мне бы хотелось уточнить ещё одну деталь: в каком году только что была Гвендолин?

— Только что? В июле 1956-го, — сказал мистер Джордж. — А почему ты спрашиваешь?

— Просто… от неё пахнет сигаретами, — сказал Гидеон, и его рука ещё сильнее сжалась вокруг моего запястья, мне стало больно.

От страха я чуть не выпустила рюкзак.

Машинально я поднесла к носу рукав своего пиджака — точно, пока мы торчали в кафе, вся одежда успела насквозь пропитаться этим ужасным дымом. Ну и как мне теперь выкручиваться?

Все повернулись ко мне, и я поняла, что срочно должна изобрести какую-нибудь правдоподобную версию событий, иначе всё пропало.

— Ладно, подловили, — сказала я и виновато потупилась. — Я немножко покурила. Но это были всего три сигареты. Честное слово.

Мистер Джордж покачал головой.

— Гвендолин, как же так, я ведь строго-настрого запретил тебе брать с собой какие-либо посторонние предметы!

— Простите меня, — поспешно добавила я. — Но там было так скучно, в этом тёмном подвале, а сигарета так хорошо помогает отвлечься и преодолеть страх… — я постаралась изобразить на лице раскаянье. — Все окурки я собрала и положила в портфель. Не волнуйтесь, никто не обнаружит мою пачку «Lucky Strike», и не будет задаваться вопросом, откуда она здесь взялась.

Фальк рассмеялся.

— А наша принцессочка не такая уж тихоня, какой хочет казаться, — сказал доктор Уайт, а я облегчённо выдохнула. Кажется, они поверили. — Ну, не смотри ты с таким удивлением, Томас, я выкурил свою первую сигарету в тринадцать лет.

— И я тоже. Первую и последнюю, — Фальк де Виллер склонился над хронографом. — Курение до добра не доведёт, Гвендолин. Я уверен, твоя мать была бы в ужасе, узнай она об этом.

Даже маленький Роберт быстро-быстро закивал головой и посмотрел на меня с укоризной.

— Да и вообще, станешь бледной и некрасивой, — дополнил доктор Уайт. — Кожа от никотина портится, а зубы желтеют.

Гидеон молчал. Он всё ещё крепко держал меня за руку. Я постаралась невинно поднять взгляд и улыбнуться. Вместо ответа Гидеон немного сузил глаза и еле заметно покачал головой. Затем он медленно ослабил свою хватку. Я сглотнула, во рту вдруг пересохло, а поперёк горла стал ком.

Ну почему он так себя ведёт? Сначала он милый и нежный, а уже через несколько секунд — снова холодный и неприступный?