Через час после того, как они миновали свои последние посты, их задержали бородачи с автоматами. Двое из них были в чалмах, остальные в тюбетейках. Сирега стал мысленно прощаться с жизнью. Инга же приоткрыла дверцу, защебетала на какой-то чудовищной смеси латышского и русского, раскрыла перед носом старшего свою коричневую книжечку и толкнула в бок Сирегу. Тот торопливо промямлил:

— Я вместе с ней! — И, спохватившись, добавил: — Это журналистка из Латвии. Она приехала писать про зверства русских солдат!

— Выходи! — сказали им на чистом русском языке.

Инга продолжала кричать, но ее не слушали.

«Влип!» — понял Сирега и тоскливо посмотрел на подругу. Лицо ее окаменело. «Так тебе и надо!» — злорадно подумал Сирега. Их поставили лицом к обломку какой-то старинной стены, и им ничего больше не оставалось делать, как изучать ругательства, начертанные в сравнительно недавний исторический период.

Пленникам вывернули карманы, ощупали одежду. Инга стерпела, чутьем поняв, что лучше не рыпаться, ведь южане такие легковозбудимые. Сиреге же двинули между лопаток стволом. Потом заперли их в темном сарае, и по запаху пленники поняли, что до них здесь жили бараны и овцы.

Прошло какое-то время, дверь отворилась, вошел отрок в тюбетейке с блестками, поставил на пол глиняный горшок. В нем оказалась вода. И они выпили ее очень быстро, прикладываясь поочередно.

— Сядь со мной рядом, — прошептала девушка.

Сирега подошел, опустился рядом на корточки. Она взяла его руку, провела пальцами по запястью, ладони.

— У тебя сильные руки… — заметила она и медленно переплела его пальцы со своими.

Он почувствовал силу ее холодной руки, руки, знающей упругость курка, но ничего не сказал. Просто не хотел говорить, чтобы не разрушать короткого странного мгновения.

Инга коснулась ладонью его головы, взъерошила волосы.

— У тебя крепкий лоб. Почему бы тебе не разогнаться и не вышибить ворота? — спросила она очень серьезно.

— Сейчас так и сделаю, — буркнул Сирега, встал и уселся в другом конце сарая.

Инга вскочила и быстренько переместилась к нему.

— Ты не сердись, ладно? У прибалтийской ведьмы плохой характер… У нее злые глазки, она жестокая и беспощадная, у нее нет ни души, ни сердца. Потрогай мою холодную руку, мои тонкие изящные пальчики… Тебе придется меньше мучиться, правда? У азиатов нет пленных женщин. У них есть только пленные мужчины. Женщина для них — бесплатная веселая игрушка. Тебя убьют сразу, мне тоже хочется, чтоб меня убили сразу…

Инга подалась к Сиреге, склонила ему на плечо голову, и он понял, что ей хочется, чтоб ее пожалели. Он, несчастный пленник, впервые в жизни осознал, что женщина, которая сидит рядом, вполне искренне нуждается в нем, не фальшивит, не притворяется, не ищет выгоды, потому что из-под дверей сарая задувал, несмотря на жару, ледяной могильный сквозняк.

Они прижались друг к другу, и, наверное, им стало теплее, потому что нервная дрожь, сотрясавшая их тела, прекратилась, они стали шептаться о странных пустячках, например, о том, смогли бы они познакомиться в прекраснейшем городе на земле — Риге.

— Ты бы на меня и не посмотрела, — решительно отмежевался от этих фантазий Сирега.

— А вот и посмотрела бы, ты ведь светленький, как и наши мальчики… Правда, нос у тебя картошкой. — Инга потерлась головкой о Сирегино плечо.

— Чихал я на твоих мальчиков, — буркнул Сирега.

— Глупый, никаких мальчиков у меня не было, — тихо сказала Инга.

И опять Сирега подавил никчемную мысль и даже взял девушку за руку. Холодная ладошка ее была совершенно беззащитной. «Мы это или не мы… — подумал он и понял-таки однозначно: — Не мы. Чертовщина…»

— Я бы посмотрела на тебя и сказала: «А не хотите ли посидеть со мной в сарайчике?» — продолжала фантазировать она.

— Очень-очень хочу, — сказал бы я. — Только обязательно, чтобы там пахло баранами и овцами… Инга, я давно хотел тебя спросить: какие черти тебя занесли сюда? Ну я вот, понятно, в тюряге сидел. Жила бы в своей Риге…

— Не могла я там жить. Своей квартиры нет, а отец с матерью каждый день напиваются и начинают ругаться и драться. И так каждый день. Осатанеть можно… А потом меня знакомая по спортшколе надоумила. Она уже не первый раз так ездила на заработки.

Пленники не знали, что в темнице их продержали около суток. Обреченность и страх казни атрофировали чувство времени.

И тут отворились двери, брызнул солнечный свет. На пороге возник, будто джинн кувшинный, морщинистый старик в белой чалме и сиреневом халате. За ним стояли два увальня с автоматами.

— Выходите, — прошамкал старик. — Вы журналисты из Латвии?

— Я журналистка, — ответила Инга. — А вот он — мой водитель.

— Маладец… Хочешь написать про зверства русских солдат? — спросил старик и прокашлялся.

— Да, очень! — искренне подтвердила Инга.

— Маладец, — снова похвалил старик. — Вас держали по ошибке… Куда вы ехали?

— Мы едем к границе.

— Маладец, — в третий раз сказал старик. — Вы можете ехать.

Машина стояла возле сарая, целая и невредимая. Они сели и поехали. Инга помахала ручкой, ей тоже. Все выглядело очень пристойно. Едва они отъехали, Ингу стал разбирать смех. Сирега покосился на нее с недоумением и сам начал хохотать. Машина завиляла по шоссе, пришлось остановиться. Когда они успокоились, двоих сразу обволокла горячая тишина. Вокруг простирались холмы в пятнах пустынной растительности.

— Давай вернемся? — сказал Сирега.

— Струсил мало-мало?

— Ну что ты, девочка… Тебя берегу, вдруг еще жениться на тебе придется.

— Чего?! — Инга обомлела. — Совсем спятил, мальчик?

Вместо ответа Сирега резко газанул с места, Ингу отбросило назад. Через некоторое время он задушевно произнес:

— Ты, Инга, прости, не создана для замужества…

— Откуда тебе знать? Тоже мне, нашелся прорицатель… — Замечание Сиреги не понравилось ей.

До самого ущелья они ехали, не проронив ни слова. Потом свернули с дороги и проехали еще метров триста, старательно объезжая камни. Это было безлюдное и позаброшенное самой природой место.

Они вышли из машины. Здесь предстояло ждать темноты.

— Как бы нас не застукали, — обронил Сирега.

Инга ответила раздраженно:

— Ну и что… Скажем, что захотелось уединиться. Не имеем права?

— Отличная мысль, Инга! — живо откликнулся Сирега. — Может, сразу и реализуем это наше право? — Неожиданно он стиснул Ингу в объятиях. Она же молча и расчетливо, откинув голову, лбом ударила в Сирегин нос. Искры сыпанули из его глаз, он выпустил девушку, плюнул в сердцах: