— Но это соседка твоего дяди, она же тебя знает, — возразила Ася.

— Не факт, — ответил он. — Я с ней лицом к лицу не встречался, только издали, а характерец у неё тот ещё. Главное — воров шугнула, и милицию вызовет.

События тем временем развивались весьма стремительно: соседка продолжала зычно вопить, невидимый Вася, вероятно, вызывал стражей порядка, а Ася с Лёней рванули по галерее, которая опасно трещала и тряслась, возмущенная столь небрежным отношением к своим хрупким старческим основам, и наконец не выдержала и надломилась. Полусгнившая доска настила треснула, увлекая за собой соседнюю, столь же непрочную, а заодно и Лёню, ступившего на неё. Ася, ахнув, кинулась на помощь, но не успела: Акулов рухнул вниз, прямо в куст боярышника, росший под окнами, а она едва удержалась, чтобы не последовать за неудачливым возлюбленным. Удержалась, но тотчас, в героической инерции ринулась вниз, повисла над кустами, ухватившись за консоль, на которой держалась галерея, прощаясь со своей молодой, так и не прожитой жизнью под рулады соседки, что поднялись до первой октавы, переходя в бас-баритон.

— Аська, осторожно! — услышала она Лёнин голос и разжала пальцы, инстинктивно и по-научному собравшись в комок — так когда-то учил падать тренер на занятиях по гимнастике.

Скорчившись и обхватив колени руками, в спасительной позе зародыша, Ася сидела на жёстком топчане в крошечной камере предварительного заключения милицейского участка поселка Заходское, куда её поместили после допроса, подробности которого она не очень хорошо помнила. Акулов находился где-то по соседству, и его близкое присутствие было единственным, что хоть как-то поддерживало Асю, впавшую в горячечное смятение от всего происшедшего. Сегодняшние события смешались, перепутались, словно нитки клубка, попавшего в лапы беспокойному коту — вершителю судеб. Её прыжок с галереи оказался вполне удачным, не считая содранной с рук кожи, нескольких царапин и порванной одежды, но Лёня легким испугом не отделался — он вывихнул ногу, и по этой причине бегство с места преступления оказалось невозможным, хоть он и пытался прогнать прочь Асю, взывая в стиле героя героического романа: «Беги, брось меня!» Разумеется, она никуда не побежала, а по звонку соседа Васи довольно быстро прибыла пара милиционеров, которые и задержали невезучую парочку в качестве воров, проникших в дом. Настоящие же грабители испарились с места события, оставив внутри следы своего разрушительного пребывания. Как оказалось, они вошли через входную дверь, ловко взломав замок.

К заявлению Лени, что он приходится хозяину дома племянником, а Ася — его знакомая, стражи порядка отнеслись с сомнением, как и к просьбам Аси о доверии и справедливости. Соседка, обдав молодых людей волной презрения и негодования, не смогла или не пожелала подтвердить, видела ли прежде означенного племянника. В результате Ася и Акулов оказались единственными подозреваемыми и, допросив с упором на предполагаемое преступное прошлое и настоящее, их посадили под замок до выяснения личностей.

Не зря гласит пословица: «не зарекайся от сумы и тюрьмы». Ася твердо решила не плакать, чтобы не показать свою слабость, терпела, но, сейчас, оказавшись запертой в тесном «обезьяннике», не стала больше сдерживать слёзы, молча порыдала, уткнувшись в куртку, потом легла и, как не удивительно, уснула, скорчившись на жёстком тюремном топчане. Утром проснулась рано, отчего-то с надеждой на лучшее. Изучала грязную темно-зеленую стену — предшественники оставили на ней свои автографы и лаконично-ненормативные изречения, — думала о Лёне и глупо представляла себя героиней одной любимой пьесы, в которой играл Смолич.

Принесли завтрак: тарелку серой перловки и стакан жидкого чаю с подсохшей булочкой, но Ася уплела всё с аппетитом — ничего не ела со вчерашнего утра. Попыталась обратиться с просьбой о справедливости, но дежурный лишь пожал плечами, сообщив, что за свои деяния надо отвечать, и она замолчала, давясь слезами.

Избавление пришло ближе к полудню — загремел ключ в замке, и появившийся в дверях страж объявил сурово: «Давай на выход, подозреваемая!» В кабинете, куда её привели, уже сидел Лёня с перебинтованной ногой и крупный седой мужчина в сером пальто, он что-то писал на листе бумаги. Лёня подмигнул Асе и улыбнулся, — у неё словно гора упала с плеч. Пишущий повернулся, взглянул на неё, смерив с головы до ног резким колючим взглядом.

— Ну что ж, Владлен Феликсович, — милиционер, что вчера допрашивал Асю, взял исписанный лист. — Раз вы подтверждаете, что этот молодой человек ваш племянник, а эта девушка — хм… подруга вашего племянника, то можете забирать их под вашу ответственность. И еще раз проверьте, что ещё пропало в вашем доме.

Владлен Феликсович тяжело поднялся с места.

— Вы бы лучше воров нашли, товарищ лейтенант милиции…

Лёня нещадно хромал, опираясь на палку, которую презентовал ему дядюшка. Ася рванула было помочь, но Акулов отстранил её: «Справлюсь, Асенька. Прости, что так получилось…». Она не нашлась, что ответить.

По дороге дядя Владлен дал волю своим чувствам, сначала пройдясь по воровской банде, что не первый год шурует по домам пригородов, по милиции, которая ничего не делает, чтобы задержать злодеев, а затем переключился на племянника, залезшего в дом в его отсутствие, да еще и с девицей. «Девица» краснела, сжимала кулаки, опять сдерживала слёзы и размышляла, не податься ли на станцию к электричке — лишь мысль о том, что она не может бросить на съедение дяди раненого возлюбленного, останавливала от этого радикального шага. Впрочем, радикальный шаг сделал сам возлюбленный.

— Мы поедем в Питер… — прервал выступление дяди Акулов.

— Охо-хо, в Питер они поедут! Так я вас и отпустил… в Питер… как ты был негодяем, так им остался! Нет у тебя ни стыда и ни совести! — Владлен Феликсович и без того раскрасневшийся от возмущения, побагровел. — Куда ты уйдешь, безногий? И посмотри, на кого ты похож! Штаны хоть зашей! А девушка твоя…

— Что девушка!? — не выдержала Ася. — Если бы не мы, у вас бы всё вынесли из дома!

— Ишь, она и разговаривать у тебя умеет?

— Поехали, Ася… — Акулов решительно запрыгал в сторону «проспекта», ведущего к станции.

— Лёня… подожди же… — сказал дядя, и Асе почудилась растерянность в его голосе.

— Лёнь, может, правда, останемся? — спросила она через несколько шагов, когда обернулась и увидела, что Владлен Феликсович стоит и смотрит им вслед. Ей показалось, что он вдруг уменьшился в размерах, сгорбился, перестал соответствовать своему пафосному имени.

— Пожалела его?

— Но мы же влезли в его дом…

— … сломали балкон…

— Совсем не смешно. У тебя же нога.

— У меня их две.

— Сейчас одна.

— Подождите же! Лёнька, мерзавец, постой! — Владлен зашагал следом