Егоров со своими товарищами по 161-му полку промаялись почти до вечера. На КП аэродрома висел динамик, и они могли слышать переговоры КП с истребителями и их между собой. Переговоры летчиков были немногословны и, как правило, означали обнаружение очередной колонны бомбардировщиков и доклад о разгоне ее. Туда же сразу отправлялись свободные полки поршневой авиации. Иногда в канале звучали женские голоса обзорных РЛС, помогавшие истребителям найти прорвавшиеся и невидимые для них цели. Летчики, вернувшиеся с боевых вылетов в мокрых от пота спецовках и своих «инопланетных» штанах, сразу спешили на КП с докладами. Самолеты же попадали в руки инженеров и техников разных специальностей. Все они облепляли самолет, как муравьи, и уже через короткое время он снова был готов к бою. Из всех, кто вернулся – всего лишь у нескольких обнаружили пулевые отверстия в плоскостях, не причинивших самолетам никакого вреда. Немцы были не готовы к встрече со столь превосходящими их машинами. То, что три ударных эскадрильи 161-го полка не взлетали, значило одно – наши сдерживали немцев за пределами дальности аэродромной РЛС и в радиолокационное поле попадали только одиночные самолеты противника. Ситуация изменилась примерно в 15 часов, когда вернулась третья эскадрилья реактивных МиГов. Немцы, пользуясь их отсутствием, продавили оборону изрядно поредевших и уставших полков ВВС КА. Теперь в эфире в основном звучали голоса обзорных РЛС. Уже под Минском бились три полка 43-й ИАД, и, видно, приходилось им туго, потому что начальник ПВО города полковник Маринин затребовал помощь от Бобруйска. Красавин решил оборону аэродрома не ослаблять и на выручку столицы Белоруссии полетел сам со своим замом и ведомыми. Туда же полетел со своим ведомым и командир 161-го полка. Красавин был уверен – их ищут, и когда найдут – приложат все силы для уничтожения, поэтому 161-й полк остался на аэродроме. Около 17 часов РЛС обнаружила летящий на большой высоте в их сторону разведчик. Желая не допустить обнаружение своего аэродрома, на него был направлен возвращающийся с задания разведчик МиГ-15 УТИ, который сбил немца с первой же атаки. Видно, немцы не ожидали увидеть русский истребитель на этой высоте. В небе расцвели четыре купола. Тут же, прямо со стоянок, взлетели четыре Ми-24 с десантом из батальона охраны и, разобрав каждый своего подопечного, кружили рядом со снижающимися летчиками. Егоров поежился, представив себя на месте этих немцев – к «крокодилам» нужно было привыкнуть, чтобы не бояться.

В 19 часов зеленой ракетой от КП аэродрома был объявлен взлет их полку. В их сторону шла колонна немецких бомбардировщиков. По высоте и скорости ее полета РЛС определила их как Ю-87. Полк, взлетев и собравшись в боевой порядок с распределением по высотам, пошел им навстречу. Егоров вспомнил, что это построение называется «этажерка» и придумано каким-то летчиком Покрышкиным. Только взлетев и заняв свое место в строю, Николай успокоился. До этого прилив адреналина бил его ознобом так, что зубы лязгали. Он даже запаниковал вначале, решив, что это испуг, с которым не может справиться. Однако в воздухе все прошло. Он снова замандражировал, когда прямо по курсу увидел немецкую колонну, прикрытую и снизу и сверху истребителями. «Все же удобно летать с наведением от РЛС и связью», – подумал Николай. А потом все завертелось так, что он уже только на аэродроме смог вспомнить эпизоды и совершенно не помнил бой в целом. К ним наперерез устремились восемь «мессеров», пытаясь не допустить к «юнкерсам», а они, отбиваясь от них, упрямо прорывались вперед. Эфир заполнили команды, мат, крики. В какой-то момент Николай опомнился – он на вираже пытался загнать «мессера» в прицел и сумел это сделать – увидел, как полетели куски обшивки и он задымил, уходя вниз. И тут же слева от себя заметил дымные трассы и почувствовал удары чем-то по фюзеляжу. Инстинктивно свалил «ишачок» в пикирование, уходя от прицельного огня. И только потом сообразил, что не уйдет от «мессера» на пикировании. Он оглянулся и увидел, что его «мессера» в свою очередь атакует пара со второй эскадрильи. Причем от плоскостей «мессера» летят куски, и секундой позже оторвавшийся элерон перевел его в падение с беспорядочным вращением. Николай, разогнав «ишачок» на пикировании, полез вверх, подбираясь к брюху колонны, и прежде чем самолет, потеряв скорость, свалился, с прямо-таки плотским наслаждением всадил очередь из своих пушек в ближайший «юнкерс», который взорвался на своих же бомбах, смахнув и своего ведомого. Снова разогнав истребитель, Егоров выскочил из боя и попытался определиться, что делать дальше. Все небо было перечеркнуто дымами падающих самолетов и висящими в небе парашютами. Строй бомбардировщиков они все же развалили, и те, освобождаясь от бомб, разворачивались на запад. Преследовать их уже было некому – истребители дрались на всех трех эшелонах, связав друг друга – качество уравняло количество. Ведомого не было, и когда он пропал и жив ли – лейтенант не знал. Осмотревшись, решил атаковать «юнкерсы», оставшиеся без прикрытия, и нацелился на ближайшую выстраивавшуюся тройку, идущую курсом на запад. Он все сделал правильно – догнал и атаковал крайнего справа снизу, однако при нажатии на гашетку не почувствовал дрожи истребителя от работы пушек. Пока соображал, что делать – левый «юнкерс» со снижением лег в правый разворот, дав своему стрелку возможность открыть по истребителю Егорова прицельный огонь. Очередь пулемета «юнкерса» снова зацепила его левую плоскость, и Николай переворотом ушел в пикирование. Бой для него кончился. Он и не заметил, когда израсходовал боеприпасы. Хотя в пушечных моделях их и было немного. Он решил выйти из боя и, разогнавшись, взял курс на восток. Его заметила пара «мессеров», не принимавшая участия в бою и барражировавшая в отдалении. Егоров определил их по рассказам летчиков-реактивщиков как асов или, как они себя называли – «экспертов». Догнали они его быстро. Повезло Николаю в том, что он их заметил, и когда ведущий пары вышел на дистанцию атаки, крутанул несколько бочек, срывая атаку. Понимая, что они его не выпустят, а ответить ему нечем, он решил воспользоваться рацией. Назвавшись, он сообщил, что не имеет боеприпасов, а на хвосте у него два «эксперта». Женский голос оператора РЛС подтвердил ему, что она его видит, и ему нужно продержаться несколько минут – ему навстречу идет помощь. Егоров крутился, как уж на сковородке, на своем «ишачке», уклоняясь от атак, срывая их и теряя понемногу высоту. Эти минуты ему показались длиннее, чем весь бой. Неожиданно в шлемофоне раздался громкий и четкий голос: «Курносый! Уйди вниз – дай место для драки!» И в ту же секунду он прямо по курсу и ниже увидел четыре блестящих на солнце диска и, мгновенно все поняв, рухнул на бреющий. Это он понял – а немцы нет. И возможно, они этого не поняли, даже умирая в струях огня, вылетевшего им навстречу из непонятных летательных аппаратов. Николай, пропустив над собой «крокодилы» и выполнив левый боевой, рассмотрел лишь падающие и догорающие в небе куски, только что бывшие лучшими истребителями мира. Минутами позже Ми-24, с ходу завалив четверых самых агрессивных и наглых «мессеров», обратили в паническое бегство остальных. Поле боя осталось за нами. Но и наши потери были большими. Немцы были очень хорошими летчиками и крепкими вояками с серьезным опытом. Эскадрильи 161-го полка за один бой уменьшились на треть. Правда, «крокодилы» привезли в полк восемь из двенадцати сбитых летчиков. Четверо, включая ведомого Николая, погибли.