В какой-то момент Губернатор спросил Боба, что случилось с его женой.

– Мы жили в одном месте, в трейлерном парке… – медленно, с горечью начал Боб, прихрамывая и вспоминая те темные дни. – Однажды на него напали ходячие. Я как раз пытался раздобыть нам припасов, когда это случилось… Когда я вернулся, они уже были у нас дома.

Он прервался, но Губернатор ничего не сказал, молча ожидая продолжения рассказа.

– Они разрывали ее на части, и я отогнал их как мог… и… Похоже, они не успели съесть ее настолько, чтобы она не могла вернуться.

Последовала еще одна горькая пауза. Боб облизнул пересохшие губы. Губернатор понимал, что собеседнику его позарез необходимо было выпить, принять свое лекарство, которое отгоняло воспоминания.

– Я не смог заставить себя прикончить ее. – Эти слова вырвались из Боба с сухим хрипом. Глаза его наполнились слезами. – Я не горжусь, что оставил ее. Она наверняка потом кого-нибудь схватила. Ее рука и нижняя половина тела были сильно обглоданы, но ходить она могла. И люди, которых она убила… Их гибель на моей совести.

Повисла пауза.

– Отпускать порой нелегко, – наконец произнес Губернатор, глядя на свой жуткий сверток. Из него капало уже не так сильно, кровь сгустилась до консистенции черной патоки. И тут Губернатор заметил, что Боб задумался, засмотревшись на темные капли и нахмурив брови. Он выглядел практически трезвым.

Махнув рукой в сторону чудовищного свертка, Боб спросил:

– У вас ведь кто-то обратился, так?

– А ты не так уж глуп… Правда, Боб?

Боб задумчиво потер губы.

– Мне и в голову не пришло кормить Бренду.

– Пойдем, Боб. Я тебе кое-что покажу.

Они подошли к двухэтажному кирпичному зданию в конце квартала, и Боб вслед за Губернатором вошел внутрь.

– Встань-ка на секунду позади меня, Боб.

Губернатор вставил ключ в замочную скважину двери в конце коридора на втором этаже. Засов щелкнул, и послышалось утробное рычание.

– Буду признателен, Боб, если ты оставишь то, что увидишь сейчас, между нами.

– Да без проблем… Рот на замок.

Боб последовал за Губернатором в двухкомнатную квартиру со спартанской обстановкой. Воняло протухшим мясом и дезинфицирующим средством, окна были замазаны черной краской. Высокое зеркало от пола до потолка, стоявшее в вестибюле, было заклеено газетами и скотчем. Через открытую дверь было заметно, что зеркала в ванной не было – от него остался только бледный овальный контур над раковиной. В этой квартире вообще не осталось зеркал.

– Она для меня все, – сказал Губернатор.

Боб прошел за ним в гостиную, пересек короткий коридор и вошел в тесную прачечную, где к стене с помощью U-образного болта был вертикально прикован труп маленькой девочки.

– Господи Иисусе!

Боб замер в отдалении. Девочка – все еще с хвостиками и в аккуратном платье с передником, словно одетая для похода в церковь, – хрипела, дергалась и извивалась, натягивая цепь. Боб сделал шаг назад.

– Господи Иисусе, – повторил он.

– Спокойно, Боб.

Губернатор опустился на колени перед миниатюрным зомби и положил на пол свой сверток. Девочка щелкала челюстями, кусая воздух почерневшими зубами. Губернатор развернул сверток, и показалась человеческая голова, с одного из висков которой из пробитой пулей дыры текла мозговая жидкость.

– О боже…

Боб заметил, что на голове, одна из впалых ран которой уже кишела личинками, красовалась щетинистая армейская стрижка, словно когда-то эта голова принадлежала солдату или морскому пехотинцу.

– Это Пенни… Мой единственный ребенок, – объяснил Губернатор, подвинув поврежденную голову, с которой все еще капала кровь, в зону досягаемости закованного в цепи трупа. – Мы из маленького городка Уэйнсборо. Мать Пенни – моя дорогая жена Сара – погибла в автомобильной аварии перед Обращением.

Ребенок начал есть.

Стоя в дверях, Боб смотрел со смесью любопытства и отвращения, как маленький зомби заглатывал и пережевывал мягкие ткани черепа, словно выковыривая мясо из панциря омара.

Губернатор наблюдал за трапезой. Раздавалось чавканье.

– Мы с моим братом Брайаном – и еще несколькими моими друзьями – отправились вместе с Пенни на поиски лучшей жизни. Поехали на запад, на некоторое время застряли в Атланте, связались с новыми людьми, потеряли нескольких. И поехали дальше на запад.

Маленький труп затих, прислонился к стене и крохотными грязно-алыми пальцами стал закапываться глубже в продырявленный череп, ища лакомые кусочки.

Голос Губернатора стал на октаву ниже:

– В саду недалеко отсюда мы наткнулись на несколько тварей. – Он запнулся на мгновение. Слез не было, но голос его немного подрагивал. – Я оставил брата с Пенни, а сам отгонял их… А дальше одно повлекло за собой другое.

Боб не мог пошевелиться и не мог вымолвить ни слова в этой душной комнате с грязными плиточными стенами, водопроводными трубами и темной плесенью на полу. Он смотрел на это крохотное отродье, на жутком лице которого теперь застыло удовлетворение. Со сложенных бантиком детских губ свисали прожилки мозговой ткани, а мутные глаза закатились, как только девочка оперлась о стену.

– Мой братец проштрафился по-крупному – из-за него убили моего ребенка, – объяснил Губернатор, уронив голову на грудь. Голос его от чувств стал хриплым. – Брайан был слаб – вот и все. Но я не мог все так оставить. – Он посмотрел на Боба печальными, повлажневшими глазами. – Я знаю, ты меня понимаешь, Боб. Я не мог отпустить свою маленькую девочку.

Боб понимал. Его одолела тоска по Бренде.

– Я ненавижу себя за то, что Пенни погибла, и за то, что она вернулась. – Губернатор пристально смотрел в пол. – Я кормил ее кусками тел, и мы продолжали двигаться на запад. Когда мы достигли Вудбери, мой брат Брайан полностью зациклился на своей вине.

Тварь, которая когда-то была маленькой девочкой, отбросила череп, словно выкинув скорлупку от устрицы. Будто очнувшись ото сна, она стала осматривать комнату своими молочно-белыми глазами.

– Мне пришлось убить Брайана, как больную собаку, – едва слышно пробормотал Губернатор. Он сделал шаг в направлении маленькой твари, которая прежде была ребенком, и его голос стал почти бесстрастным. – Иногда я все еще вижу в ней свою Пенни… когда она спокойна, как сейчас.

Боб тяжело сглотнул. В нем нарастали и клубились противоречивые чувства – отвращение, печаль, страх, глубочайшее страдание, даже симпатия к этому опустошенному человеку. Он покачал головой:

– Вы через многое прошли.

– Ты только посмотри на нее, Боб, – Губернатор кивнул в сторону маленького зомби. Тварь вздернула голову, раздраженно посмотрев на него, моргнула. В глазах ее промелькнул слабый отблеск Пенни Блейк. – Моя крошка все еще там. Правда ведь, дорогая?