– Да, – отозвался Ноэль. – А ещё цепи и торквесы.

– Спорим, ты не знаешь, что такое торквес? – съехидничал Дикки.

– А вот и знаю, – уверенно возразил ему Ноэль. – Торквес – это карканет. Я посмотрел в словаре.

Тогда мы спросили его, что такое карканет, но он умолк и больше про это нам ничего не сказал[32].

– И мы хотим отлить прекрасные кубки из золота, – продолжил Освальд.

– И пить из них кокосовое молоко, – добавил Г. О.

– Мы мечтаем возвести из него прекрасные замки, – придал масштаб нашим замыслам Дикки.

– И покупать вещи, – уточнила приземлённая Дора. – Множество разных вещей. Новые воскресные платья, и шляпки, и нежные кожаные перчатки из шевро, и…

Она продолжала бы говорить ещё долго, но мы ей напомнили, что золота пока нет. К этому времени Элис накинула на себя зелёную скатерть со стола в детской, повязала голову старой сине-жёлтой салфеткой и обратилась к нам:

– Если ваши намерения праведны, ничего не бойтесь и следуйте за мной!

Она двинулась вниз, в прихожую, мы последовали за ней, затянув хором «Героев» – такую довольно мрачную и заунывную вещь, которую девочки разучили в школе и которую мы с тех пор используем, когда нам требуется изобразить ритуальное пение.

Элис резко остановилась возле шляпной вешалки, воздела вверх руки, насколько позволяла накидка из скатерти, и воскликнула:

– О великий алтарь золотого идола, яви мне, яви мне волшебную лозу, которую я смогла бы использовать во благо страждущим людям!

Алтарём золотого идола была подставка для зонтиков, явившая Элис старый школьный зонтик, который она зажала между ладоней.

– Теперь, – провозгласила она, – я буду петь волшебную песнь, а вам вообще ничего говорить не надо. Просто идите туда же, куда и я, как в игре «следуй за лидером». Когда под волшебной лозой окажется золото, она вдруг забьётся в моих руках, будто живое существо, которое хочет вырваться на свободу. Тогда вам ровно в том месте надо копать, и там откроется золотое сокровище. Г. О., если ты будешь так громко топать своими ботинками, нам велят прекратить. Ну всё, пошли!

И она двинулась наверх, потом вниз, заходила в каждую комнату. Мы следовали за ней на цыпочках, а она шла и на ходу пела, и это были не слова из книжки, а стихи Ноэля, которые он сочинил, пока она переодевалась в жрицу:

Затрясись в моих руках, как от хлада,

Укажи расположение клада.

Нам сокровище найти очень надо.

Когда мы пришли туда, где была Элиза, она сказала:

– Пошли вон отсюда!

Но Дора ей объяснила, что мы просто играем и ботинки у нас совсем чистые, поэтому выгонять нас не стоит. Тогда Элиза смилостивилась.

Жрице-то было хорошо, а всем остальным – скучновато, потому что петь она не позволяла. В конце концов мы сказали, что с нас хватит; если она не может найти золото, мы лучше займёмся чем-нибудь поинтереснее. Жрица молвила: «Хорошо, подождите минутку» – и продолжала петь.

Она прошла в детскую. Мы – за ней. Ковёр там был по-прежнему свёрнут, а от досок пола пахло мыльным раствором. И вдруг Элис воскликнула:

– Она затряслась! Задрожала! Ну-ка, давайте споём ещё раз ритуальную песню!

Мы затянули «Героев», на середине которых зонтик взял да и выпал из её рук.

– Золото здесь, – уверенно объявила Элис. – Лоза ошибиться не может. Копайте быстро и без сомнений!

Мы, вообще-то, не очень поняли, как здесь копать, но всё же послушно принялись скрести пол. Жрица сказала:

– Вы что, совсем глупые? Забыли про газовую трубу? Сюда постоянно ходят её проверять, и эта доска даже не прибита. Спешите, копайте, если вам жизнь дорога! Потому что с заходом солнца сюда вернётся дракон, стерегущий золото. Застигнув вас, он разъярится, запылает, и вы превратитесь навечно в его покорных жертв.

Ну, мы тогда и начали «копать» усерднее. Точнее, подняли доску, которая и впрямь не была прибита. И Элис, всплеснув руками, воскликнула:

– Видите, какие богатые залежи золота с вкраплениями серебра и алмазов?

– Как кекс с изюмом, – облизнулся Г. О.

– Да, замечательное сокровище, – зевнул Дикки. – Полагаю, нужно оставить его до завтра, а там, может, и заберём.

– Дозвольте хоть насытиться видом этого золотого великолепия! – Элис уже опустилась на колени перед дырой, пытаясь заглянуть внутрь. – Сколько долгих столетий оно пролежало здесь, сокрытое от человеческих глаз! Воззрите же, как лоза привела нас к сокровищам, затмевающим всё вокруг своим сиянием… Не пихай меня, Освальд!.. Затмевающим своим сиянием все богатства, которые когда-либо ласкали взор могущественнейших монархов… Слушайте, а ведь там действительно что-то есть! И оно блестит! Я точно видела!

Мы было приняли это за шутку, но, когда Элис попыталась протиснуть руку в чересчур узкую для неё дыру, поняли, что она говорит всерьёз. И тогда я сказал:

– Дай посмотрю.

И я посмотрел, но не ничего увидел. Даже после того, как распластался на животе. Остальные тоже плюхнулись на животы и пытались что-нибудь разглядеть.

Все, кроме Ноэля, который стоял и смотрел на нас: что за гигантские змеи приползли испить из волшебного пруда? Сейчас он, доблестный рыцарь, сразит этих тварей своим волшебным мечом. И он уже взял зонтик на изготовку, но Элис ему сказала:

– Ладно. Мы станем змеями, но только через минутку. А пока, Ноэль, пожалуйста, будь умницей – принеси нам спички. Я уверена, там что-то есть.

– И что, по-твоему, там может быть? – спросил Ноэль, очень медленно поспешая за спичками.

– Что-то яркое. На самом углу доски, возле балки.

– Может, это посверкивает крысиный глаз? Или змеиный? – предположил Ноэль, и мы на всякий случай отодвинули головы от дыры подальше в ожидании спичек.

Он принёс. Я зажёг. И Элис вскричала:

– Вот оно!

И «оно» действительно там было – монетка в полсоверена, частью блестящая, но в основном пыльная. Должно быть, подумалось нам, мышь, потревоженная уборкой ковров, смахнула хвостиком пыль с краешка монеты.

Как монетка там оказалась, мы сперва не могли взять в толк, но потом Дора вроде бы вспомнила, как мама, когда Г. О. был ещё очень маленький, дала ему поиграть с монетками, а он их уронил, и они рассыпались по полу. Тогда, видимо, этот полусоверен и провалился в щель между досками.

Конечно, мы очень обрадовались. Г. О. хотел тут же бежать в магазин за маской, которая прежде стоила шиллинг, а теперь – всего каких-то