А напоследок я скажу вам то, что сейчас говорят все вокруг, то, что все вокруг нас и должны говорить – не из-за политкоррекности, а истины ради. Не по бумажке, а так. Happy Holidays!

На одном литературном англоязычном сайте я подружилась с симпатичнейшей бабулькой. Лет ей уже за восемьдесят, но голова светлая, пишет прекрасно, умно, с юмором. Работает над повестью об истории любви русской девушки Тани Кулаковой и сбежавшего из плена немецкого солдата во время Второй мировой войны. Действие происходит на Урале. Ей уже указывали на некую… натянутость сюжета, но бабушка возразила, что если про вампиров истории пишут, то почему нельзя про любовь немца и русской в сороковые годы? Ну мало ли что бывает – это её фантазия. Действительно, имеет право.

Я ей сразу предложила помочь – названия там, детали… Но она уверила, что много читает о России и пока ей помощь не нужна. Прошло какое-то время. И тут она мне пишет: вот вопрос, мол, возник, нигде не могу найти ответа. Какие марки русских вин? Что было бы написано на этикетках того времени? Каких, говорю, вин, о чём речь идёт? Ну, объясняет моя новая подруга, у меня там Таня останавливается перед винным магазином, разглядывает бутылки, думает, не купить ли ей вина. Вина? Винный магазин? Урал сороковых годов? Не, говорю, забудь, не было такого.

А она расстроилась. Как – не было? А какие рестораны были? Пришлось объяснять. А пиво в бутылках было? Тьфу ты, да ничего не было!!!! Тут она говорит: слушай, давай я тебе дам почитать первую версию, а ты мне скажешь, что там ещё не так.

Колхозов в деревне нет, у селян своя корова, лошадь, куры. На охоту едут в ближайший лес. Пленному раненому немцу русский охранник Николай Николаевич (как и Таня, свободно говорящий по-немецки и в целом очень дружелюбно к немцам относящийся) жарит два яйца на завтрак. И лечит старательно. Добрые все такие. Сидят в ресторанах, пиво из бутылок пьют. Но знаете, что обиднее всего? Это действительно хорошо написано! Люди живые, пейзажи красивые, сюжет захватывающий, язык чистый. Я ей предложила действие куда-нибудь в Данию перевести. Или просто в абстрактную страну. Потому что действие вообще не о том – она пишет о романе пленного солдата и девушки, которая ему помогает на вражеской территории. Прекрасно пишет. А может, так оставить? Интересно ужасно. Какая-то чудесная мифическая Россия, какие-то мифические сороковые годы…

Почему все машины гудят одинаково? В наш век почти ежедневных технологических усовершенствований и нововведений режущий слух настырный автомобильный гудок кажется непростительным анахронизмом. Ведь и телефоны когда-то звонили не отличимым друг от друга дзыньканьем, а смотрите, куда зашёл прогресс. Тут вам и Эминем, и Моцарт, и рэпперы, чьи имена я произнести не могу, не то что на русский перевести, и просто разной мелодичности трели и переливы. И каждый знает, что это его телефон звонит. А если кто хочет поиздеваться над Пятой симфонией Бетховена с помощью мобильника – нет проблем, нажми только пару кнопок.

Автомобили тем временем продолжают грубо и однообразно дудеть. А я хочу личный гудок! Нет, лучше три. Один типа «кхм-кхм»: извините, но уже давно зелёный зажёгся, оторвитесь от зеркала/магнитофона/члена/шоколадки и нажмите, плиз, на газ.

Второй – что-то вроде «ура-ура»: я полностью согласна с вашим плакатом. Хилари Клинтон – на мыло. Гудок «ура» также подходит для приветствия знакомых, обгоняющих тебя на машине, и сообщает проезжающим, что у них крутая тачка.

Ещё мне нужен грозный гудок вроде «какого хрена обгоняешь, козёл, у меня и так ПМС!» Но не очень наглый, я всё-таки дама, эквивалент среднего пальца меня не устраивает. Гудок «фырк», гудок «фи», гудок «хнык».

Музыку не хочу, нечего полётом шмеля на меня гудеть. И танцем с саблями тоже.

Это мои предпочтения. Я уверена, что предложи сегодня изготовители автомобилей персональные гудки – отбою бы не было. От «Лунной сонаты» до металлического «fuck you!», от «Танца подростков» Стравинского до полицейского свиста, от соловьиных трелей до громкого храпа – на любой звук найдутся желающие.

И ведь, небось, технология уже есть. Даже патент наверняка найдётся. А чего тогда?

Август, жара, воскресенье; очередной день рождения очередного мальчика. Устав высиживать по два-три часа каждые выходные на этих праздниках детства, родители подвозят отягощённых подарками чад к входной двери и почти сразу исчезают. Возвращаются они под конец, забирают детей и сразу уходят домой или на очередное мероприятие.

А мне сегодня неохота никуда ехать. Все срочные дела переделаны, а дома я опять усядусь за компьютер или начну что-нибудь готовить. Я всё время куда-то бегу, никуда не успевая, а сейчас мне просто хочется сесть на дешёвый пластиковый стул посередине этого неухоженного двора, разомлеть от жары и влажности, медленно есть предложенное хозяевами шоколадное мороженое и смотреть улыбаясь, как стайка шестилетних мальчишек в плавках до колен плещется под струёй воды из шланга, как, разогнавшись на траве, они падают на колени и скользят, повизгивая от восторга, по мокрой полосе пластика, специально расстеленной родителями, как пачкаются, намокшие, в траве и земле и как хватают холодный арбуз мокрыми руками. В кои-то веки я позволила своей жизни остановиться на пару часов, не смотреть на неумолимый циферблат, никуда не спешить и ни о чём не думать.

Кроме меня тут ещё пятеро взрослых: родители именинника, некая блёклая молчаливая мама, помогающая хозяйке на кухне, и совсем немолодая пара жгучих брюнетов – то ли евреев, то ли итальянцев. Ей под пятьдесят, он явно старше, у обоих седеющие чёрные волосы, тёмные глаза и красивые черты лица, слегка оседающие под напором возраста. Для дедушки-бабушки вроде молоды, для родителей слегка староваты… Но не буду же я лезть с расспросами. Я тут наслаждаюсь жизнью, поедаю мороженое, купаюсь в роскоши безделия и медленно растекаюсь по полурасплавленному от жары стулу.

Тем не менее сидеть рядом два часа и не поддерживать хоть какое-то подобие беседы невозможно, и постепенно я узнаю, что её зовут Сюзан, его – Грегори, а их сыночек Роджер (сын всё-таки, не внук; ну что ж, поздние дети нынче не редкость) – воооон тот, в оранжевых плавках. Оранжевые плавки в крупный цветочек видны хорошо; остальные ребята обрядились во что-то чёрное или тёмно-синее, на худой конец тёмно-зелёное: они уже большие мальчики и предпочитают мужские цвета. Роджер ярко выделяется среди слившихся в одно целое в фонтане водяных брызг сверстников. Оказывается, Сюзан именно на это и рассчитывала. Она всегда покупает сыну яркие вещи, чтобы без проблем находить его в любой толпе, будь то в магазине или на пляже.

Отец именинника собирает мальчишек и идёт искать с ними сокровища. Сюзан бежит следом, а я остаюсь с Грегом и выясняю, что у него, оказывается, пятеро детей – трое от первого брака (возрастом от двадцати четырёх до тридцати одного), одиннадцатилетняя дочка с Сюзан и вот Род (шести лет от роду). Впрочем, может, они ещё одного заведут.