– Этот меч, – сказал самозванец, почти касаясь маски гудящим лезвием. – Его выковал джинн. Говорят, когда он отнимает жизнь, последнее, что слышит умирающий, – его песню.

– Ты всегда такой говорливый? – осведомилась Сити. – Или это мои духи?

– Просто хотел, чтобы ты знала. Так что, когда в твоих ушах зазвенит песня, ты поймешь почему.

Сити сузила глаза и прыгнула на него, вытянув когти. Фатима бросилась на помощь. Но сражаться в узком проходе было тяжело. При каждой попытке удара ее встречало парирование, после чего он возвращался к бою с Сити.

Как бы ей ни хотелось этого признавать, он был хорош. Очень хорош. Он действовал клинком, словно продолжением руки. Она ему не ровня, и он это знал. Его главным противником оставалась Сити, не прекращавшая атак. Фатиме пришлось отступить, когда они переместились в ее сторону, огибая угол. Хадия держалась на расстоянии, но следовала за ними с дубинкой наготове.

Фатима оставалась на границе сражения, ожидая возможности. Он не мог продолжать в том же духе. Должно быть, самозванец и сам это понимал, поскольку, когда они оказались в задней части мавзолея, он неожиданно заскочил на мерлоны-соты – и спрыгнул со здания. Она подбежала к краю и увидела, как тот приземлился на крышу постройки ниже. Он стоял с воздетым мечом и ждал.

Сити издала боевой клич, а затем, прежде, чем кто-нибудь успел ее остановить, прыгнула с мавзолея, приземлившись с перекатом и тут же вскочив на ноги. Фатима собралась было последовать за ней, но Хадия схватила ее за руку и покачала головой: «Это невозможно!» Она была права. Без колдовства самозванца и магии, окружавшей Сити, она могла сломать ноги – или хуже того.

Им пришлось карабкаться вниз по стене мавзолея, чтобы потом соскочить на леса. Фатима бросилась в бег с Хадией по пятам, затем перепрыгнула через широкий проем на другие леса, которые так зашатало, что следователь испугалась, что они могут обрушиться. Но конструкция удержалась. Еще один спуск – и она увидела здание, откуда звучал лязг металла. Еще прыжок, и она на месте. Фатима запыхалась от бега, но тут же бросилась в бой, занимая место рядом с Сити.

– Рада, что ты наконец добралась, – пропыхтела та.

Фатима не стала тратить дыхание на перепалку. Они напали на мужчину вместе. Его меч по-прежнему встречал каждую их атаку, но самозванец отступал. Лучше того, из-под маски пробивалось тяжелое дыхание. Вскоре он сделает ошибку. С уставшими бойцами это часто случалось. Ей показалось, что именно это и происходит: ноги аль-Джахиза почти заплелись, подогнулись. Сити тоже заметила и нырнула под его меч. Но внезапно движения их противника снова стали уверенными, он пригнулся, и его меч необъяснимым образом исчез. Финт! Прежде чем Фатима успела предупредить, меч появился в другой руке самозванца, прямо у открытого бока Сити. Он сделал укол, лезвие скользнуло в ее ребра, после чего тот провернул и выдернул клинок. Сити охнула, хлынула кровь, и она обмякла.

Фатима бросилась к подруге, а мужчина отступил, наблюдая с расстояния. Дыхание Сити было тяжелым, она зажала рану, растерянно рассматривая багрянец, запятнавший ее когти.

– Для тебя бой окончен! – сказала ей Фатима.

Протест женщины вырвался со стоном.

Хадия подбежала и упала на колени, чтобы осмотреть Сити.

– Хвала Аллаху! Если кровь не идет ртом, легкие, скорей всего, не задеты! Но рану нужно зашить!

– Займитесь, – ответила Фатима, не сводя глаз с самозванца, который стоял, обозревая – ожидая.

– Собираетесь сражаться с ним одна? – спросила Хадия, отрывая ткань от рубашки Сити.

– Что-то вроде того, – ответила она. Тело агента ныло после всех этих прыжков и сражений. Но разгорающийся позади ее глаз жар делал боль отдаленной. Поднявшись, она сбросила пиджак. Фатима не взяла с собой револьвер, но у нее оставался кинжал-джамбия – подарок от иностранного посла в ее первые месяцы в министерстве. Она вытащила широкий обоюдоострый клинок из расшитых серебром ножен на широком кожаном ремне. Держа в одной руке кинжал, а в другой – меч, следователь сделала шаг вперед.

– Только ты? – спросил самозванец. Он стряхнул капли крови с меча.

– Только я.

Они застыли, долгое мгновение рассматривая друг друга. На золотой маске не было выгравировано никакого выражения – только изображение мужчины с опущенными вниз уголками губ. Трудно было сказать, о чем думал самозванец, разглядывая ее, пока он не заговорил:

– Эта идолопоклонница. Она что-то для тебя значит. Интересно.

Фатима почувствовала, как вспыхивает гнев. Она собиралась сразиться с этим человеком. Не убивать. Но покалечить, сделать ему очень больно. Ее мстительные мысли прервал вой сирены. Агент обернулась, вглядываясь вдаль, где мигалки извещали о приближающихся полицейских фургонах. Асим связался с участком. Вызвал весь состав.

– Похоже, нам придется отложить бой на следующий раз, – сказал самозванец. Он что-то выкрикнул на незнакомом ей языке. Какой-то джиннский диалект.

Четыре фигуры торопливо вскарабкались на крышу. Мужчины в черных масках. Они проигнорировали Фатиму и пошли друг другу навстречу, кажется, она моргнула перед тем, как они слились воедино. Мужчина стоял перед самозванцем, глядя сквозь нее, а затем неожиданно взорвался клубящимся черным пеплом, кожей, плотью и одеждой – превратившись в частицы, закружившиеся роем. Самозванец широко расставил пальцы, и облако втянулось в открытую ладонь, пока не исчезло. Он опустил руку и поднял на Фатиму глаза, вновь воспылавшие огнем.

– Могучее и славное министерство. Вы верите в свое величие. Со всеми вашими тайнами и жалкой магией. Ты хоть понимаешь, с чем имеешь дело?

Налетел порыв ветра – горячего и зловонного, с обжигающим запахом. Он ударил в Фатиму с такой силой, что она чуть не задохнулась и прикрыла рот, закашлявшись.

– Я вас научу, – сказал самозванец. – Вы узнаете, что такое боль. Я заставлю вас понять. И вытащу все ваши секреты на свет.

Без всякого предупреждения мир вокруг него взорвался огнем.

Поначалу Фатиме показалось, что она смотрит на стену кроваво-красного пламени. Но то, что она спутала со стеной, вскоре перетекло в другое форму: из инферно сформировалось похожее на человеческое тело, с головой, увенчанной загибающимися рогами и пылающими, лавовыми глазами. Существо стояло за спиной самозванца, гигант, втрое его больше, горящий в ночи маяком. Ей даже не пришлось смотреть вниз, Фатима знала, что бой на пустыре остановился, и каждый взгляд устремился к этому волшебному и чудовищному зрелищу.

Ифрит.

Джинн взревел, даже воздух пошел рябью от жара. Он склонился, открывая перевязь на спине – отчего-то не горевшую кожаную сбрую с длинными опоясывающими ремнями. Самозванец взобрался на ифрита и уселся в седло, языки пламени его не касались. Он натянул поводья, привязанные к рогам джинна, и бросил взгляд на Фатиму.

– Весь Каир будет говорить о том, что они видели этой ночью. Весь Каир будет знать, что я аль-Джахиз. И я вернулся.