Однако в тот день темнеть начало рано, и воды пролива колыхались внизу пепельно-серой жижей. В гавани, где не было ни одного прогулочного суденышка, горели огни, а замок вдали казался нагромождением полосатых детских кубиков.

Труднее всего оказалось найти в доме королевы Маргарет человека, который указал бы им квартиру Чайны. Только в спальне-гостиной на задворках пустующего здания они обнаружили небритого и дурно пахнущего субъекта. Похоже, он выполнял обязанности консьержа, когда отрывался от своего постоянного занятия — игры за двух партнеров сразу во что-то вроде шахмат, только вместо фигур и клеток здесь были черные блестящие камешки, которые нужно загнать в похожие на чашечки углубления на узком деревянном подносе.

Когда Чероки и Дебора возникли на пороге его комнаты, он сказал:

— Погодите… Я только… Черт. Опять он меня съел.

Под «ним» подразумевался, видимо, его оппонент, то есть он сам, только с другой стороны доски. Одним неуловимым движением очистив свою сторону доски от камешков, он поинтересовался:

— Чем могу служить?

Когда они объяснили, что пришли к его единственной жиличке — ибо было ясно как день, что остальные квартиры в доме королевы Маргарет на данный момент стоят пустые, — он сделал вид, будто не понимает, о ком речь. И только когда Чероки велел ему позвонить адвокату Чайны, он слегка расслабился и позволил себе намек на то, что женщина, обвиняемая в убийстве, действительно находится в доме. После этого ему не осталось ничего, кроме как подковылять к телефону и нажать несколько кнопок. Когда на том конце подняли трубку, он сказан:

— Тут один говорит, что он ваш брат… — И, бросив взгляд на Дебору, добавил: — С ним какая-то рыжая.

Послушав пять секунд, он сказал:

— Ладно, — и выдал требуемую информацию.

Та, кого они ищут, находится в квартире «Б» в восточном крыле здания.

Это оказалось недалеко. Чайна встретила их у двери со словами:

— Ты приехала, — и шагнула прямо в объятия Деборы.

Дебора обхватила ее руками.

— Конечно, я приехала, — сказала она. — Жаль только, я с самого начала не знала, что ты в Европе. Почему ты мне не сообщила? Почему не позвонила? Ой, я так рада тебя видеть.

Она моргнула, ощутив, как защипало глаза, и удивилась такому наплыву чувств, показавшему ей, как сильно она скучала по своей подруге все эти годы, пока они не виделись.

— Жаль только, что все так вышло.

На лице Чайны промелькнула улыбка.

Она казалась еще тоньше, чем запомнилось Деборе, а ее великолепные, песочного цвета волосы, подстриженные по последней моде, обрамляли крохотное личико заблудившегося ребенка. На ней была одежда, от которой ее вегетарианку мать немедленно хватил бы удар. Черные кожаные штаны, такой же жилет и черные кожаные сапожки, закрывающие лодыжки. По контрасту с ними ее кожа казалась еще бледнее.

— Саймон тоже приехал, — сказала Дебора. — Мы во всем разберемся. Ни о чем не волнуйся.

Чайна бросила взгляд на брата, который закрыл за ними дверь. Он стоял в нише, заменявшей в квартире кухню, и переминался с ноги на ногу так, словно ему хотелось оказаться где-нибудь на другом краю вселенной, — типичная реакция мужчины в присутствии двух расчувствовавшихся женщин. Она сказала ему:

— Я тебя не затем посылала, чтобы ты привез их сюда. Я дала тебе их адрес, чтобы ты мог спросить у них совета, если понадобится. Но… я рада, что ты привез их, Чероки. Спасибо.

Чероки кивнул.

— Может, вам двоим надо… Я могу и погулять пойти, если что. Чайн, а у тебя еда есть? Вот что, пойду-ка я магазин поищу.

И, не дожидаясь ответа сестры, вышел из квартиры.

— Типичный мужик, — сказала Чайна, когда он ушел. — Слез не выносит.

— А мы ведь до них еще даже не дошли.

Чайна усмехнулась, и у Деборы полегчало на сердце. Она и вообразить не могла, каково это: оказаться в чужой стране, где тебя считают убийцей. Поэтому больше всего ей хотелось помочь подруге забыть о грозящей опасности. С другой стороны, ей хотелось убедить Чайну в том, что между ними все по-прежнему.

Поэтому она сказала:

— Я по тебе скучала. Надо было чаще мне писать.

— Да и ты тоже могла бы хоть иногда мне писать, — ответила Чайна. — Я тоже по тебе скучала.

И она повела Дебору в кухонную нишу.

— Я тут как раз чай завариваю. Поверить не могу, до чего я рада тебя видеть.

— Нет, дай лучше я заварю, — запротестовала Дебора, — Я не хочу, чтобы мы с тобой опять начинали с того, что ты будешь заботиться обо мне. Нам надо поменяться ролями. И не спорь.

С этими словами она усадила подругу на стул у восточного окна. На нем лежали ручка и блокнот. Вверху страницы большими печатными буквами была написана дата, а под ней несколько абзацев, написанных знакомым размашистым почерком Чайны.

Чайна сказала:

— Тогда у тебя было тяжелое время. Для меня было важно помочь тебе, чем я могла.

— Я была просто жалкой размазней, — ответила Дебора. — Не знаю, как ты со мной справлялась?

— Ты оказалась далеко от дома, в большой беде, и пыталась решить, что делать дальше. А я была твоей подругой. Мне не надо было с тобой справляться. Мне надо было только о тебе заботиться. А это, по правде говоря, было совсем не сложно.

Дебору бросило в жар — реакция, которая имела два различных источника. Отчасти дело было в давно забытом удовольствии чисто женской дружбы. С другой стороны, речь шла о том периоде ее прошлого, который ей было очень трудно вспоминать. Чайна Ривер была частью того времени, она буквально вынянчила тогда Дебору.

— Я так… — Дебора запнулась. — Какое слово тут подойдет, даже не знаю. Рада тебя видеть? Но, видит бог, звучит ужасно эгоистично, правда? Ты в беде, а я этому рада? Маленькая эгоистичная треска.

— Ну, не знаю. — Чайна ответила задумчиво, но потом ее созерцательный настрой сменился улыбкой. — Я хочу сказать, разве треска бывает эгоистичной?

— А ты что, не знаешь? Сделает морду тяпкой и якает: я, я, я.

И они рассмеялись. Дебора вошла в маленькую кухню. Налила воды в чайник и воткнула вилку в розетку. Нашла чашки, чай, сахар и молоко. В одном из двух кухонных шкафчиков даже обнаружилась упаковка с чем-то под названием «Гернси гош». Отогнув обертку, Дебора увидела похожий на кирпич кусок кекса — то ли хлебец с изюмом, то ли фруктовый пирог. Сойдет.

Пока Дебора собирала на стол, Чайна молчала. Наконец очень тихо шепнула:

— Я тоже по тебе скучала.

Дебора и не услышала бы, если бы в глубине души не ждала именно этих слов.

Она сжала плечо подруги. Завершила ритуал заваривания чая. Она знала, что чаепитие вряд ли надолго отвлечет Чайну от ее проблем, но для Деборы держать чашку, уютно обхватив ее ладонью, и чувствовать льющееся в руку тепло всегда было сродни волшебству, как будто жидкость, дымящаяся внутри, была настояна на водах реки забвения, а не на листьях азиатского растения.