Наклонившись, я поднял черную книгу с пола.

— Кто это вас так? — спросил я.

Пересохшие губы Гадсона шевельнулись и беззвучно произнесли одно-единственное слово.

Имя.

Джо.

Гадсон испустил дух у меня на глазах, и я бросился вон.

Из мемуаров Ладлоу Хоркинса

От одного-единственного слова, слетевшего с губ умирающего Иеремии Гадсона, весь мой мир пошатнулся и дал трещину. Гадсон не солгал — я видел это по его глазам. Медленно, медленно побрел я обратно в лавку Джо, едва волоча ноги. На сердце у меня лежала свинцовая тяжесть, я весь разрывался. Ведь все это время я искренне полагал, будто Джо Заббиду лучше обычных людей, что он такой хороший, каким мне никогда не стать, даже если из шкуры вон вылезти. И вдруг оказалось, что на самом-то деле Джо ничуть не лучше моих мамаши с папашей, а то и похуже; они, насколько мне известно, в жизни никого не убили преднамеренно. Да, как и местные жители, я хотел, чтобы Джо дал отпор Иеремии Гадсону, но разве мог я предположить, что эта история закончится так ужасно? Джо стал убийцей. Других слов не подберешь, как ни крути.

Однако как именно он убил Гадсона — вот чего я не понимал!

Снова и снова я прокручивал в голове их последнюю встречу, их разговор в лавке, тщетно ища хоть какие-то улики. Вооружен Джо не был, Гадсона он не ранил. Может, отравил? Но тогда как? Отравленное бренди? Но оба врага выпили из одной бутылки.

Наверно, Джо подсыпал яд в бокал Гадсона, а я и не заметил.

Да, точно! Подсыпал, прежде чем налить Иеремии бренди, а Гадсон осушил свою порцию залпом, после чего, к вящему удовлетворению Джо, выпил еще.

Джо дожидался меня, сидя у очага с бокалом в руке, — ну совершенно как ни в чем не бывало. Он даже успел навести порядок в комнате после потасовки. Только почему-то он сидел, завернувшись в плащ, — для тепла, наверно.

— Ну что, забрал ее? — было первое, что спросил Джо.

Я молча вручил ему черную книгу.

— Молодец, умница, — похвалил меня Джо. — Я знал, что на тебя можно положиться.

Я хотел было ответить, но потрясение все еще не прошло, и я не смог выдавить ни слова. И вдруг я заметил посреди стола битком набитый дорожный сак, с которым Джо прибыл в Пагус-Парвус. Рядом притулилась веревочная котомка для Салюки. По спине у меня пробежала дрожь, и ко мне вернулся голос.

— Вы ведь не уезжаете? — спросил я.

Джо приложил палец к губам.

— Чш-ш-ш! — шикнул он. — Слушай.

Я навострил уши. Снаружи, с улицы, неуклонно приближаясь, доносились топот и гомон. Я молнией метнулся в лавку и выглянул в витрину. За стеклом витрины маячили какие-то смутные фигуры в надвинутых капюшонах, размахивали факелами, и лица их, озаренные пляшущими огнями, смахивали на физиономии бесов. Я различил сутулого Обадию, сухонькую Периджи Лист и верзилу Горацио Ливера. Под окном собралась целая толпа.

— А ну выходи, Джо Заббиду! Выходи, Заббиду! — хором скандировали деревенские. — Выходи, а не то выкурим тебя, как барсука из норы!

От этого зрелища и воплей я обмяк и на подгибающихся от страха ногах вернулся к Джо.

— Там вся деревня собралась! — прошептал я, боясь повысить голос. — Все как и говорила Полли — они хотят с нами расправиться.

Однако Джо не двинулся с места и не спеша прихлебывал бренди.

— Наберись терпения, — негромко сказал он. — Терпения.

— Да разве сейчас до терпения! — Я в панике дергал его за полу плаща.

Джо осторожно отцепил мои руки, но выпустить меня не выпустил.

— Подожди еще чуть-чуть, — мягко произнес он.

— Выходи, Заббиду!

Хор за окном звучал все слаженней. Потом стекло витрины звонко разлетелось вдребезги, осколки засыпали всю лавку, запахло горящим маслом, едким дымом, и замелькали языки пламени.

Деревенские исполнили свою угрозу! Дверь затрещала под напором — ее ломали снаружи. Шум поднялся оглушительный, помещение лавки заполнили клубы черного дыма, и от него и нестерпимого жара мне стало трудно дышать.

Но Джо не трогался с места и крепко держал меня за запястья. Я дернулся раз-другой, но хватка у него оказалась железная.

— Вы что, хотите, чтоб и я погиб? — сдавленно завопил я, но Джо как будто не услышал — он склонил голову набок и прислушивался к чему-то другому.

Я рвался, визжал, орал во всю глотку — без толку, все равно мой голос тонул в общем гвалте. Клубы дыма уже ползли из лавки к нам, подбирались все ближе, я закашлялся, глаза у меня заслезились. Неужели конец?

И тут над адским шумом разнесся пронзительный голосок Полли:

— Гадсон умер! Эй, вы! Иеремия Гадсон умер!

Джо выпустил меня и торжествующе воздел руки над головой.

— Acta est fabula, — провозгласил он. — Вот и все.

Среди ночи Полли проснулась, сама не зная отчего. А проснувшись, поняла, что ужасно проголодалась. Уверенная, что Гадсон давно спит, девочка зажгла огарок свечи и прокралась в кухню, но по пути заметила, что входная дверь не заперта, и закрыла ее. Значит, Гадсон не спит, а куда-то ушел.

— Наверно, скоро придет, пьяный как свинья, — буркнула себе под нос Полли и тут краем глаза заметила, что в хозяйском кабинете горит свет. Туда она и направилась.

Первое, что увидела служанка, — это поднос с остатками вчерашнего ужина на столе. Полли досадливо поцокала языком. Она терпеть не могла, когда добро пропадало, а тут на тарелке лежал целый нетронутый ломоть пирога. Полли откусила немножко сбоку, самую корку, и тут же сплюнула, наморщив нос — на зуб попал, как ей показалось, мелкий камешек.

«Это небось Горацио пек», — подумала Полли. Ну да, конечно, мясник только накануне вечером лично принес очередной пирог. Надо будет высказать ему все, что она думает о его изделиях! Полли отвела глаза от тарелки и увидела на ковре цепочку мокрых следов, тянувшуюся к камину, а на полпути на полу валялись шляпа и шарф.