общую склонность рода человеческого искать и признавать подтверждающие свидетельства, а вот доказательства обратного игнорировать или не принимать в расчет. Как гласит старое присловье294 , «человек, убежденный против своей воли, все еще придерживается исходного» [97].

В классическом исследовании конца 1970-х годов группа исследователей из Стэнфордского университета опросила 151 студента по поводу мнений относительно спорных тем, таких как смертная казнь, и отобрала из этой группы 48 человек, половина которых решительно поддерживала некую меру, а вторая половина столь же решительно ее не одобряла (сторонники / противники). Далее обеим группам представили наборы данных, предположительно подлинных, но на самом деле вымышленных. Один набор данных показывал, что количество убийств ниже в штатах, где действует смертная казнь, а второй показывал, что там количество убийств выше (сдерживание / противодействие).

Сторонники казни сочли первый набор данных методологически более фундированным, чем второй, и более охотно соглашались с выводами в поддержку последующего применения этой меры. Для оппонентов же более обоснованным и убедительным оказалось исследование о негативном влиянии смертной казни. Важнее всего здесь то, что в конце эксперимента, когда его участники беспристрастно оценили оба набора данных и приложенные выводы, каждая группа лишь укрепилась в своем мнении, принципиально отличном от мнения другой295.

* * *

Уильям Миллер, как и его последователи позднее, может служить наглядным образчиком убежденной предвзятости суждений. Вычислив дату предстоящего конца света, 1843 год, Миллер сосредоточился на ее подтверждении и тем самым смог убедиться в точности своего предсказания. Он рисовал поразительную картину апокалипсиса 1843 года: Христос явится из облаков, пламя поглотит землю, праведные – те, кто уверовал в пророчество, – вознесутся в горние выси к бессмертию, а нечестивцы будут уничтожены Господом, Который заточит их души навечно296.

Почти десять лет Миллер не делился этим мрачным пророчеством публично и обсуждал его только со своими друзьями297. Скрытность и неуверенность в себе лишь прибавляли ему авторитет, особенно среди методистов, баптистов и пресвитерианского духовенства, которые восхищались его принципами, одновременно научными и недискриминационными, ведь принадлежность к любой протестантской секте, по учению Миллера, уже сулила спасение. Друзья Миллера, признавая эту эсхатологию, огорчались тем, что он не спешит обнародовать свое видение, а это нежелание объяснялось боязнью стать всеобщим посмешищем (вероятно, страх проистекал из его социальной замкнутости и строгого воспитания)298.

Летом 1831 года его сестра-баптистка с мужем пригласили Миллера выступить в Дрездене, штат Вермонт, в шестнадцати милях вверх по озеру Шамплейн от Лоу-Гемптона. Хотя ранее ему доводилось читать проповеди, составленные другими проповедниками, никогда до сих пор он не читал ни одной из своих. К тому времени Миллеру было уже под пятьдесят, и он страдал от проблем со здоровьем, чуть не умер от пятнистой лихорадки накануне битвы при Платтсбурге, а потом его непрерывно донимали всевозможные кожные болезни.

История не сохранила этой его конкретной проповеди, но можно предположить, что по содержанию она мало отличалась от более поздних письменных проповедей Миллера: Христос явится в небесах и воскресит мертвых праведников, кои будут «восхищены в сретение Господу в воздусях и сочетаются с Ним браком». Затем Христос удостоит вниманием грешников:

«Узрите! Небеса чернеют тучами, солнце скрылось; луна, бледная и отринутая, повисла на небосводе; падает град, семь труб громко оповещают мир своими голосами; молнии мечут яркие снопы сернистого пламени; и великий город нации падает, дабы не подняться вновь во веки веков»299.

Выступление Миллера настолько заворожило дрезденских баптистов, что те не отпускали проповедника до следующего воскресенья, и восемь лет подряд он читал по приглашению проповеди по всей сельской Новой Англии, штату Нью-Йорк и Канаде. Когда не получалось откликнуться на просьбу о выступлении в отдаленном уголке, он отправлял туда послания, которые позднее составили ряд памфлетов и книг, а публикация последних вызвала еще больше просьб о публичном выступлении.

Один современник, обладавший, судя по всему, интуитивным пониманием убежденной предвзятости, описывал Миллера на кафедре одновременно восторженно и с опаской: «Человек он был крупный, плотно сложенный, голова большая, лоб высокий, а взгляд мягкий, но выразительный, и все интонации его голоса указывали на искреннюю приверженность идее. Его воображение было весьма пылким, и он, делая некие выводы из ошибочных предпосылок, воспринимал их как достоверные факты. В таком состоянии ума он разъезжал с лекциями, показывал длинные таблицы, иллюстрирующие видения Даниила и Иоанна. Неисчислимые толпы людей приходили его послушать, многие священники и влиятельные миряне его поддерживали, и величайшее волнение охватило восточные и северные области нашей страны»300.

Как уже говорилось, мистицизм библейских чисел Миллера был отнюдь не новым, да и энергичному стилю проповедей также недоставало оригинальности. Приблизительно с 1825 года пресвитерианский священник и участник Второго великого пробуждения по имени Чарльз Грандисон Финни практиковал и довел до совершенства хорошо знакомую ныне проповедническую манеру с обязательными упоминаниями адского пламени и с живым вовлечением публики. Его проповеди заставляли слушателей десятками креститься вновь; один наблюдатель заметил, что после пребывания Финни в том или ином городе там «настолько проникались религиозными чувствами, что невозможно было и подумать о проведении танцев, а цирковые представления становились невыгодными»301. Сам Миллер с неодобрением относился к новому стилю проповедования, но не вызывает сомнений тот факт, что он овладел методикой Финни и что многие из тех, кто приглашал Миллера выступать, считали его именно таким проповедником302.

Как и многие ранние евангелисты, Финни был стойким аболиционистом и видным общественным деятелем. Миллер разделял эти убеждения; вообще Лоу-Гемптон был одной из станций подземной железной дороги [98], а сам Миллер, насколько известно, дал приют минимум одному беглому рабу. Но когда в 1840 году он присутствовал на собрании Общества борьбы с рабством, то ушел с него, убежденный в том, что человеческое общество насквозь прогнило и спасет его только Божественное вмешательство, которое избавит людей от многих бед, в особенности от рабства: «Год освобождения для бедного раба отнюдь не рядом, если причина в человеке. Но Господь может освободить и освободит пленника. К Нему должны мы взывать о возмещении ущерба»303.

Изобиловавший затейливыми оборотами ораторский стиль Миллера гипнотизировал мирскую аудиторию, а его терпимость к другим протестантским сектам и стальная ловушка Священного Писания прельщали духовенство. Один скептически настроенный старейшина, пытавшийся сбить его с толку, записал, что посетил Миллера и принес «внушительный список возражений. К моему удивлению, вряд ли хоть одно из них было для него в новинку, и он отвечал на каждое быстро, едва я их озвучивал. А затем он принялся разъяснять и задавать вопросы, которые