С 1922 г. был членом КПГ.

В 1930 г. был командирован в Москву в радиошколу. В том же году был направлен на нелегальную работу в Германии по линии Коминтерна […]

В июне 1933 г. был командирован в Москву и по 1936 г. учился в Коммунистическом университете национальных меньшинств Запада.

С 1936 г. по 1939 г. был в Испании, принимал активное участие в антифашистской войне, был в партизанских отрядах в тылу франкистов. Состоял членом КП Испании, которая характеризовала его смелым, дисциплинированным солдатом.

В 1939 г. вернулся в СССР, работал слесарем на заводе им. Лихачёва. В январе 1941 г. был принят в гражданство СССР.

В июле 1941 г. был взят на подготовку в 1 управление НКВД СССР для переброски в Германию с целью восстановления связи с группами «Старшины» и «Корсиканца» в качестве радиста».

При этом архивисты СВР сопроводили справку факсимиле поддельных немецких документов, которые для Кюна была подготовлены в Москве:

Продолжаем читать:

«В ноябре 1941 г. на английском пароходе из Архангельска «Бригадир» отплыл в Англию.

[…] Находясь в Голландии, «Бригадир» до июля 1943 г. поддерживал радиосвязь, а затем от него никаких сведений не поступало, и о дальнейшей судьбе «Бригадира» ничего не известно.

В 1960 г. в Берлин Короткову А.М. было направлено из Центра письмо с просьбой «по возможности выяснить дальнейшую судьбу «Бригадира» и вместе с данными о его деятельности в тылу врага сообщить немецким друзьям». Для личного сведения добавили, «что по сообщению работника ЦК КПСС тов. Гусевой, Кюн Бруно – брат жены тов. Вальтера Ульбрихта».

Ответа на это письмо в деле нет, но по данным из архива Службы такой документ был направлен в ГДР с приложением 80 копий документов на Б. Кюна, хранившихся в Институте марксизма-ленинизма при ЦК КПСС».

Для понимания: Институт марксизма-ленинизма – это нынешний РГАСПИ. То, что там есть на Кюна, мы с вами уже изучили. Там о его отправке в Германию ничего нет. Соответственно, получив материалы только оттуда, Лотте Ульбрихт действительно оставалась в неведнии относительно того, что брат воевал в «партизанах» не в СССР, а в Западной Европе. Кстати, ещё для понимания: в 1975 г., когда в ГДР из СССР были направлены документы из нынешнего РГАСПИ, Лотте Ульбрихт уже два года была вдовой руководителя Восточной Германией, а верховодил в ГДР уже Эрик Хонеккер. То есть для выяснения истины Лотте уже не хватало «административного ресурса»? Или в Москве не стали снабжать Лотте всей полнотой информации, потому что Ульбрихты были уже «мятым паром»? Не будем исключать обе эти версии. Но!

Почему еще в 1960 г., когда из Центра ушло письмо на Короткова, из СССР в ГДР не были переданы документы, имевшиеся на Кюна и в советской разведке? Рационального ответа на этот вопрос у нас нет. Возможно, Коротков исходил из каких-то дополнительных соображений, по которым не хотел раскрывать судьбу этого агента-нелегала. И, кстати: а кем был этот самый Коротков? Мы ещё вернёмся к этой фигуре.

…У неё «идеальная фигура», и она «девушка без комплексов», – писал о ней сослуживец-подпольщик, с кем она работала ещё до войны[360]. Офицеры-британцы из SOE в 1942 г. соглашались: «Симпатичная француженка; очень твёрдая»[361]. На её родине во Франции после войны написали: «В частности, изучала радиодело»[362]. «Не курит, не пьёт», – бесстрастно отметили в 1935 г. московские врачи поликлиники № 1 Наркомата здравоохранения РСФСР[363].

Кажется, только что мы описали какую-то просто идеальную шпионку, каких не бывает даже в кино: эффектная красавица-радистка, да ещё без комплексов, да ещё без вредных привычек. Просто фантастика какая-то! Она и была, наверное, самой подготовленной девушкой-участницей схемы «Ледоруб». И всё-таки рассказ о ней, парашютированной над французской Окситанией в ночь с 3 на 4 марта 1942 г., – одна из самых щекотливых и, как нам в какой-то момент показалось, даже самых скользких тем во всей этой нашей книге.

…Зимой в Шотландии почти всегда очень зябко: ведь здесь всё заключают и перезаключают свой бурный брак господин холод из Арктики и госпожа влажность Атлантики. Вот уж в каком браке швыряют друг в друга посуду, а мы с вами по их милости только успеваем увёртываться то от кромешных дождей, то от слепящего снега. Вот и наши герои сходили на берег, наверняка поёживаясь.

– Ну, неужели вам действительно так холодно?! Жорж?! Пьер?! – Девушка была, кажется, самой стойкой из всей этой троицы, но когда произносила имена своих спутников, в её речи возникало что-то вроде микросекундной паузы: как будто она задумывалась, как к ним обращаться. Ну, а как ещё? Ведь она знала, как их зовут на самом деле. Но сейчас произнесла как надо было. – Ну, Жорж, Пьер, давайте, повеселее!

– Аннетт, мне после моего перехода в позапрошлом году по литовским болотам уже никакая влажность не страшна, но холодина всё-таки ужасная, – отвечал Жорж.

– У меня лично зуб на зуб не попадает, – как-то действительно не очень четко, заикаясь, пожаловался Пьер. – Наверное, это мы им такую погоду привезли. Не знаю, какие из нас выйдут агенты за линией фронта, но полярниками мы с декабря стали точно.