Когда замок раскрылся, я погасил фонарик, толкнув дверь, упал на одно колено и выставил оружие. Впереди было темно. И тихо, очень тихо. Помедлив, я снова включил фонарь – луч озарил каменный коридор, идущий вниз с небольшим уклоном. На своде поблескивала влага, пол со стенами были неровные, в трещинах и выступах. Коридор изгибался сначала в одну сторону, потом в другую, так что луч не проникал далеко, и я не видел тех, кого преследовал. Но и они не видели меня.

Я стал спускаться, перешагивая через камни. Трижды коридор круто поворачивал, затем расширился и стал пологим. Кажется, он теперь тянулся в юго-восточном или южном направлении, примерно вдоль реки. Вскоре он стал еще шире, окончательно превратившись в туннель, и я погасил фонарик, когда увидел луч света впереди. Прислушавшись, различил далекий голос, слов не разобрал, но по интонации узнал мистера Чосера и поспешил дальше.

В туннель влился другой, под ногами потянулись рельсы узкоколейной дороги. Между шпалами я заметил россыпь чего-то белого, осторожно потрогал, понюхал пальцы, потом лизнул – мука. Дальше валялась смятая консервная банка, пахнущая рыбьим жиром, потом кусок холстины, пустой мешок, обломки ящика… Дорогой пользовались, возили по ней грузы, причем вполне понятные, обыденные. Я шел, не отставая, но и не приближаясь к троице. Вдруг их фонарик погас, и наступила полная темнота. Скользя рукой по неровной стене, я еще некоторое время двигался вперед, потом остановился, подождал с минуту… свет больше не появлялся, голоса не были слышны. Тогда я включил фонарик и спустя минуту быстрой ходьбы обнаружил в стене справа ворота, к которым сворачивали рельсы. Дальше туннель был перегорожен завалом камней.

Ворота оказались заперты, но в створке была приоткрытая дверь. Сквозь решетчатое окошко проникал ритмичный гул, голоса и приглушенный свет. Я осторожно заглянул. Осмотрев помещение за воротами, бесшумно скользнул в дверь и спрятался за широкой железной стойкой. С десяток их поддерживали толстую горизонтальную трубу, которая шла метрах в трех над полом вдоль стены с воротами.

Труба выходила из стены справа и заканчивалась большим загрузочным бункером: железным конусом, узкой частью обращенным к полу. Судя по звукам, доносящимся из трубы, внутри нее был конвейер – над головой я слышал хлопки резиновой ленты и стук валиков.

В центре цеха между двумя люками на высоком потолке неярко горел прожектор. С одного люка, квадратного и большого, свисали цепи с крюками, а к другому – поменьше, круглому, от пола шла винтовая лестница. Под стеной выстроилась дюжина пузатых железных бочек высотой с меня, накрытых брезентовыми колпаками. В дальней, полутемной части цеха виднелись пустые стеллажи, перед ними стояла моя троица. Джуса что-то объяснял Чосеру с Карибом, а те внимательно слушали.

Раздался голос, и я присел за стойкой. Сбоку показались двое рабочих, кативших тележку, на которой стояла тринадцатая бочка. Следом шел высокий усач. Осторожно наблюдая за ними, я принюхался. Запах в цехе стоял необычный – густой, сложный, он складывался из вони машинного масла, керосина, жиров и чего-то еще, смутно знакомого.

Когда бочка оказалась под бункером, усатый отдал команду, и рабочий сдвинул заслонку в нижней части железного конуса. С бульканьем в бочку полилась смесь, поблескивающая тускло-стальными искрами. Запах стал острее. Второй рабочий встал на краю тележки, расправляя брезентовый сверток. Наполнив бочку, первый по приказу бригадира сдвинул заслонку на место, а второй захлопнул лючок на бочке, крутанул запорное колесо и натянул брезентовый колпак. Они откатили тележку, бригадир же подошел к троице преступников. Обменявшись репликами с Джусой, он повернулся к трубе с конвейером и махнул рукой.

Тут только я понял, что прямо на трубе у меня над головой стоит третий рабочий. Он что-то нажал, и глухое гудение мотора смолкло вместе со стуком роликов и хлопаньем резины. В тишине отчетливо прозвучал радостный голос мистера Чосера:

– Прекрасно, прекрасно, драгоценные мои! Думаю, пора грузиться.

– Поднимемся, – ответил Джуса с сильным акцентом. – Эй, все наверх!

Тринадцатая бочка присоединилась к остальным под стеной, и мне пришлось на корточках переместиться за стойкой, чтобы рабочие не заметили меня. Вместе с бригадиром они направились к винтовой лестнице. Сверху прозвучали шаги бункеровщика, и вскоре он, спустившись по одной из стоек, присоединился к остальным.

Один за другим люди исчезли в освещенном проеме люка, и крышка того опустилась. Стало тихо, свет погас.

Вытащив из несессера фонарик, я бросился к лестнице. Взбежал по ступеням, толкнул круглую крышку, уперся посильнее, надавил, но она не поддалась. Тут и отмычки не помогут, в ней вообще нет замка: то ли вверху засов, то ли на люк поставили что-то тяжелое. Что делать? Они же уйдут! Я повернулся на ступеньке, слыша быстрый стук сердца в груди. Можно возвратиться к узкоколейке, оттуда в туннель подземки, через станцию подняться на поверхность… но куда потом? Ведь непонятно, под каким местом находится подземный цех, в какую сторону двигаться по городу. Ясно, что мы возле реки, но больше ничего не ясно, поэтому уходить тем же путем бессмысленно.

До второго люка, возле которого с потолка свисали цепи с крюками, было не добраться. Я спустился, обошел помещение, встал на середине и приказал себе успокоиться. Мои враги, попав в Будапешт, встретились с третьим сообщником и сразу же направились сюда – скорее всего, в их планах подземный цех играет немаловажную роль. Я нашел нечто важное, и даже если Кариб с Чосером не вернутся сюда, след не потерян. Надо осмотреться и понять, что к чему.

Я нашел доску, поднялся на конвейер, сдвинув крышку бункера, посветил внутрь и доской поскреб стенки изнутри. На ней осталось густое вещество, в котором поблескивала металлическая стружка. «Адская смесь», как выразился мистер Чосер на смотровой галерее, источала запах рыбы, селитры, жиров и машинного масла, а еще – серы. Вот какой запах я не смог узнать сразу! Смесь напоминала не успевшее загустеть мыло. Только какое-то грязноемыло, с неожиданными примесями, да к тому же пахнущее серой…

Спустившись с конвейера, я нашел трещину в каменном полу, соскреб в нее вещество с доски, после чего достал спички. Зажег одну и собрался сунуть в трещину, но что-то во мне запротестовало. Отойдя на пару шагов, я прицелился и бросил горящую спичку. Прочертив огненную дугу, она упала точно в трещину.

Вспышка. Глухой хлопок – громкий, гулкий – у меня даже в груди екнуло и дрогнули колени.

Трещина, на миг превратившись в нить слепящего пламени, погасла. Волна жара разошлась по цеху, фонарик едва не выпал из моих рук.

Опасливо подойдя к трещине, я посветил на нее – ну и ну! Камень вокруг растрескался, она удлинилась, протянувшись аж до стены. Я вернулся, пройдя под конвейером, оглядел железные бочки. Если каждая наполнена адской смесью, и если всего несколько граммов вызвали такую вспышку, выделили такое количество тепла, то что будет, если рвануть целую бочку? А тринадцать бочек? Это же континент можно расколоть!