подавления беспорядков. Поведение султана было правильным, но к янычарам примкнули артиллеристы и моряки, а Махмуд рассчитывал на артиллерию, как сухопутную, так и корабельную. Теперь уже восставшие ставили условия султану. В первую очередь они потребовали роспуска корпуса секбан-и-джедид,[180] созданного Мустафой-пашой Байрактаром вместо «Корпуса Нового порядка», распущенного в 1807 году. Новое название понадобилось для того, чтобы «не дразнить собак раньше времени», иначе говоря – для того, чтобы не вызывать недовольства у янычар, поскольку «секбанами» назывались янычарские стрелки. Получалось так, будто Мустафа-паша расширял янычарский корпус, но эта нехитрая уловка не могла никого обмануть, тем более что во время мятежа секбаны выступили против янычар. Также от султана потребовали прекращения реформ и казни сановников, наиболее ненавистных янычарам. Махмуд принял все условия, но это была не капитуляция, а уловка – так тигр пятится назад для того, чтобы получше разбежаться перед прыжком.

Умный, решительный и, в то же время, обладавший умением выжидать, беспощадный к врагам, не привыкший останавливаться на полпути и хорошо разбиравшийся в людях – таким был султан Махмуд II. Его с полным на то правом можно назвать «Спасителем империи», которая, благодаря его усилиям, смогла просуществовать еще один век. Внешность Махмуда была невзрачной, он не отличался ни высоким ростом, ни статью, ни громким победительным голосом, ни каким-то особо проницательным взглядом, но это был тот самый случай, когда в скромной оправе находился драгоценный бриллиант. Отдавая всего себя государственным делам, султан проявлял интерес к искусству, в особенности – к западному, часто бывал в гареме (подтверждением тому служат восемнадцать сыновей и девятнадцать дочерей, и это только те, о которых мы знаем) и вел довольно скромный по султанским меркам образ жизни. К недостаткам Махмуда II принято относить чрезмерную жестокость и пристрастие к запретному для правоверных алкоголю, но по поводу жестокости надо сказать, что она была обусловлена не столько характером султана, сколько обстоятельствами. В самом начале правления Махмуда едва не свергли янычары, и угроза его власти сохранялась до тех пор, пока существовали корпус янычар и оппозиция в лице «хранителей традиций». На протяжении восемнадцати лет Махмуду приходилось скрывать свои намерения, но это время прошло не напрасно – оно было потрачено на подготовку расправы с врагами и расстановку единомышленников на ключевые должности. Примечательно, что Махмуду удалось привлечь на свою сторону даже высших командиров янычар, во главе с самим агой, которых он осыпал золотом по поводу и без. Распоясавшиеся янычары вели себя с жителями столицы точно так же, как с населением покоренных земель. Янычары могли ввалиться в лавку и забрать понравившиеся товары без оплаты, а если торговец начинал возражать, то вместо денег получал удар кылычом. Грабежи на улицах стали привычным делом, а если янычарам хотелось крупной добычи, то они поджигали какой-нибудь богатый дом и под шумок выносили всё ценное… Есть мнение, что нередко под видом янычар действовали султанские агенты. Что ж – вполне возможно, ведь Махмуду нужно было вбить клин между горожанами и янычарами, и он этого добился.

В середине 1826 года султан приступил к созданию нового армейского корпуса под названием «ишкенджи»,[181] численность которого должна была составить немногим более семи с половиной тысяч человек. Помимо новобранцев в ишкенджи направлялась часть расквартированных в столице янычар (примерно четверть от общего количества), таким образом султан убивал одной стрелой двух птиц – обеспечивал отсутствие опасений по поводу нового корпуса у янычар и ослаблял их столичный гарнизон. Кроме того, в ишкенджи принимались добровольцы из числа янычар и, надо сказать, что в них не было недостатка, поскольку жалованье в новом войске было в восемь раз выше того, что получали янычары. Во избежание кривотолков создание ишкенджи было одобрено фетвой шейха уль-ислама.

Султан Махмуд не был настолько легкомысленным, чтобы полагаться только на новое войско. Основной его силой стал корпус артиллеристов, численность которого к решающему моменту была доведена до двадцати тысяч человек. Командовали артиллеристами надежные люди, на которых султан мог полностью полагаться.

Махмуд готовился к столкновению с янычарами, но в то же время делал всё возможное для того, чтобы его избежать – как-никак янычары были частью османского войска, пусть и не самой лучшей. Оптимальным выходом султан считал интеграцию янычаров в новое войско, где они бы «растворились» среди прочих солдат и оказались бы под воздействием жесткой дисциплины.

Ишкенджи были не единственным фактором, вызывающим недовольство у командиров янычар, хорошо понимавших, что в новом войске они уже не смогут достичь высокого положения. Другим фактором стало упорядочение обращения янычарских свидетельств эсаме, которые служили основанием для выплаты жалования. Обычно командиры продолжали получать деньги по эсаме умерших янычаров или выписывали свидетельства на вымышленные имена, но в 1740 году султан Махмуд I разрешил продажу эсаме посторонним лицам. Такой шаг был вызван отсутствием в казне денег для выплат янычарам. Продажа эсаме, по сути, была получением кредита под обеспечение этой ценной бумаги. Эсаме мог купить любой желающий, но главными скупщиками оказались янычарские командиры. Султан Махмуд запретил продажу или передачу эсаме другим лицам и приказал, чтобы каждый янычар получал жалованье лично, а не через третьих лиц. Эсаме умерших янычар были аннулированы, заодно наладили строгий учет. Среди янычарских командиров было нормой иметь на руках по нескольку десятков свидетельств, так что можно представить, какой ущерб нанесли им новые порядки.

Последнее в истории Османской империи восстание янычар началось вечером 15 июня 1826 года с традиционного выставления перевернутых котлов на столичной площади Ат-мейдан[182] (перевернутый котел означал отказ от султанского довольствия, то есть – отказ от службы). Далее разъяренные толпы пошли по резиденциям неугодных сановников, но дело было летом, и большинство сановников, включая и великого визиря Мехмеда Селим-пашу Бендерли (не молдаванина, как можно подумать по прозвищу, а турка из Бендер) находились в загородных домах.

До назначения на высшую должность Селим-паша был бейлербеем неспокойной болгарской Силистрии,[183] где ему не раз приходилось подавлять вспышки недовольства. В ответственный момент Селим-паша помог султану быстро поднять лояльные войска, а затем вышел на площадь к восставшим, отверг все их требования и призвал разойтись по казармам. Янычары отказались повиноваться – уж слишком свежа была память о былых победах, но времена изменились… Султан начал с того, что получил у шейха уль-ислама фетву, в которой мятежники объявлялись изменниками, заслуживающими смерти. Будучи турком, султан старался соблюдать приличия в любых обстоятельствах, негоже правителю приказывать одним своим солдатам стрелять в других, иное дело – покарать изменников. Заодно всем подданным давалось понять, что